— Найду я ее…
— Не надо слов, Виктор. Просто найди и верни ее.
— Охрана, — напомнил Рука, так и не дав перевести тему.
Ну не могу я быть грозным начальством с ним, так и стоит перед глазами его счастливая улыбка, когда я привез ему железную дорогу, в подарок на Рождество. Кажется, он до сих пор ее где-то хранит…
— Охрана будет московская.
— Ты уверен? — с сомнением протянул он.
— Ага, — тут же соврал я.
* * *
Москва привествовала серым, тяжелым небом и влажностью. Этот освобождающий вкус осени. Его не портят ароматы мегаполиса, не портит бензин, грязь и асфальт. Наоборот, влажный, свежий запах природы словно прибивает к земле всю мерзость и все миазмы большого города. Большинству людей такая погода не нравится, мне же она всегда казалась прекрасной. Прохлада, лужи от недавнего ливня и влага в воздухе, но не так, что раздражает, а то, будто напоминает, что ты жив. Эта осень и этот город позволили мне вздохнуть. На несколько минут я даже забыл о боли, забыл обо всем, что случилось и даже о том, что привело меня сюда.
Удивительно, но и Москва, и Дусбург, и Париж — древние города, пропитанные смертями и кровью, но в Москве не «воняет» смертью. Здесь я могу дышать, знать бы еще, почему только здесь. Кто-то пнул меня, проехавшись тяжелым чемоданом по ногам, ругнулся. Мужик остановился, глянул на мои очки, за которыми я прятал лопнувшие от тления метки сосуды, и буркнул:
— Чертовы туристы! И че ты лыбишься, больной?
Я рассмеялся. Я — турист? Иностранец? Да у меня русское имя… и только тут осознал, что и правда, почти семь лет за границей превратили меня в европейца. Действительно, я забыл, что в России не улыбаются широко и открыто. Русская радость в глазах, в смехе. И только такие лицемеры, как англичане могли принять подобную манеру за «варварство». Так случилось очень давно, так давно, что и сами русские считают себя угрюмыми и неповоротливыми. Все произошли от обезьян, а русские — от медведей.
— Прости, чертову уйму лет на родине не был, — признался я.
И вот они изменения. Мужик расплылся в доброй отеческой улыбке, исчезла угрюмость.
— Тогда ясно все с тобой. Я год в Турции отпахал, так когда к себе в Хабаровск приехал, чуть не разрыдался.
— Понимаю!
— Ты прости, что я тебя задел.
— Ничего. Удачи.
Правда, радость моя была недолгой. Мечтам о поездке в самом красивом метро мира не суждено было сбыться… Меня встречали. Семь машин! Семь, мать вашу, машин. Одна из которых — микроавтобус! Уже на подходе к этой колонне экстрималов, понял, что у меня стремительно портится настроение. Оборотень, чей взгляд я поймал первым, бледнел с каждым моим шагом. Из-за его спины вынырнула девушка в деловом костюме, с дежурной улыбкой стюардессы.