Глава 25. Ночь с Демьяном.
Какие странные манипуляции с фруктами. Мне показалось это действо ритуалом, молчаливым и многозначительным. Было любопытно узнать, что это значило, но я благоразумно лишних вопросов не задавала.
Ничего не понимая, шла за Демом. Мой дар наверное за день утомился, и теперь я пребывала в темноте. Сейчас закат и дома наверняка приобрели потрясающе красивую окраску. Здесь быстро станет темно, горы слишком близко.
Мы шли не очень долго, я услышала шум воды.
— Ты не против искупаться в местной речке. Прохладно, но после той дорожной пыли очень хочется.
— Да и мне. Только я ничего не вижу, совсем.
— Буду рад помочь тебе. — мужчина стоял очень близко и говорил тихо, спокойно и нежно.
Тепло его ладони коснулось моего лица, огненной дорожкой спустилось по шее к груди. Он снял венок и платье, оставив паутинку белья. Легко приподнял меня, подхватив под колени и спину, занес в воду. Только там, позволил опуститься в прохладную воду, скользя по телу. Мы тесно прижимались друг к другу, поливали спины, плечи, руки руками. Дем приподнял мои волосы собрав в одну руку, другой омывал спину. Плеск воды, кожа пупырышками от холода, горячие ладони вдоль тела и его теплое дыхание на моих губах. Сегодня это была наша прелюдия, музыка прикосновений, песнь воды. Так чувствовала я.
Он стал мне близок всего за несколько часов. Самый закрытый из всех братьев. Самый спокойный и самый взрывной.
Похоже у нас не было ни мыльных принадлежностей, ни полотенец. Потому как после символической помывки Дем обмакнул меня своей рубахой. И накинув платье, снова подхватил на руки, прижав замерзшую, но посвежевшую даже после такого чувственного купания, меня к своему крепкому и теплому телу.
Вскоре почувствовала, что нахожусь в помещении. Кроватью была широкая лежанка. Мне, привыкшей спать в мягких кроватях, было твердовато, и ткань казалась жесткой. Но рядом горячий мужчина с интересными намерениями и все неудобства уходят в небытие.
— Закрой глаза, сниму повязку, хочу видеть твое лицо. Ты очень красивая. Мне хочется запечатлеть тебя на холсте, порой руки так и чешутся взять в руки уголек.
— Ты рисуешь? — изумилась я.
— Редко, в детстве часто рисовал, отец заметил и потом у меня был очень хороший учитель. Как поступили в универ, почти не брал грифель и карандаши, про кисти с красками и говорить нечего.
— А я совсем не умею рисовать. — мы говорили тихо, и рисовали узоры пальцами на коже, воспламеняя ее, утоньшая грань меж нами.
— А я петь не умею, как говорят братья — реву медведем, а не пою. Зато Рей и Перс отлично научились владеть голосами и поют весьма и весьма.