В моей семье было не так… Про родную мать я ничего не знаю, кроме того, что мы похожи. Батюшка говорил, что у неё были такие же серые глаза и волнистые каштановые волосы. На миниатюре, которая до сих пор хранится в ящике батюшкиного письменного стола, лицо маменьки кажется возвышенно — одухотворенным. Как такое создание могло появиться на свет в семействе купца? Не знаю. Разве что и там когда-то потоптался какой-нибудь потомок нашего первого короля… Мачеха же моя — купчиха от и до, как говорится. Пышные формы, мысли, занятые подсчетом выгоды, хозяйственность, приносящая немалую прибыль. Отец отдал ей на откуп все домашние дела, и потому на заднем дворе усадьбы был и птичник, и хлев, и просторный огород. Мы почти не закупали продукты, по осени заполняя погреба соленьями — вареньями, овощами, картошкой и прочими припасами. Когда наступали зимние холода — ледник заполнялся самым разным мясом.
Мне тоже пришлось научиться всему. Да я вовсе и не спорила. Катрин все же относилась ко мне если не как к дочери, то как к младшей сестре, которую надо вырастить достойной невестой. Впрочем, мы и по возрасту недалеко ушли друг от друга… И с отцом они жили дружно. Советовались, обсуждали, принимали решения… Когда мой разум перестали мутить подростковые комплексы, Катрин объяснила мне кое-какие тонкости.
— Лели, — говорила она, сортируя детские платья младших сестер. — Никогда не показывай мужчине свой ум. Не доказывай ему, что можешь обойтись без его участия, если хочешь сохранить семью. Проси его совета даже в тех делах, где он не разбирается. Не давай ему чувствовать свое превосходство — мужчины этого не терпят. Мужчина должен чувствовать себя головой.
Тут она хитро усмехнулась, оглянулась на батюшку, занятого подсчетами в расходной книге, и прошептала чуть слышно:
— Муж — голова, а жена — шея. Куда захочет — туда и повернет…
Я тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Что-то шея из меня получилась плохая. Нет, встречаться сейчас с Катрин мне совершенно не хочется. Нечем хвастаться, а врать я никогда не умела. С батюшкой увидеться я смогу, потому как придется сделать заказ на новый котел для горячей воды. Или переложить эту заботу на плечи мужа? Вот еще бы понять — чего он так бесится? Что ухитрилась прищемить его достоинство — это я уже поняла. Но каким образом, если мы впервые встретились на собственной свадьбе? За те две недели, что были отведены на подготовку, я даже не пыталась что-то о нем узнать, сплетен хватило. Что был женат, что есть сын, что жена сбежала с кем-то из его кузенов. Что, по слухам, сын ему вовсе и не сын… Что почти три года граф вел чуть ли не затворническую жизнь. Что год назад вступил в права наследования. И никто в свете не ожидал, что новоиспеченный граф Тарский решит жениться так скоропалительно на девице из купеческого сословия. Ах-ах, это же мезальянс! Это же против правил высшего света! Не то, чтобы такого не бывало раньше, но все-таки… Уж не беременна ли невеста? Может быть, дело в этом самом мезальянсе? Нищий аристократ женится на богатой купеческой дочке, да еще и на старой деве. Он бы и рад с женой общий язык найти, да гордость клятущую куда ж девать?! А тут еще и с постелью не сложилось… Пожалуй, если смотреть с этой точки зрения…