Усмехнувшись, он всем телом прижался к Ристане и потерся бедрами.
— Неугомонный, — довольно донельзя отозвалась она и лениво потянулась. — Ты мой лучший любовник, Роне.
О, в этом Роне никогда не сомневался. Кто, кроме менталиста, может войти в резонанс с ее наслаждением, продлить и усилить его в разы? Уж точно не какой-нибудь бездарный хлыщ вроде ее последнего фаворита. Вот полковник Дюбрайн бы смог, да…
Роне хватило одного лишь воспоминания о том, что они оба делали с Шуалейдой, чтобы потерять контроль… а, к Мертвому контроль, с Ристаной он может делать что угодно и пока ему не надоест!
— Роне!.. Не… ах… — попробовала она возмутиться, когда он перевернул ее на спину, раздвинул коленом ее ноги и резко вошел.
Ее рот он закрыл ладонью, а сам уткнулся в спутанные черные волосы, так похожие… даже запах… и эти приглушенные стоны — так могла бы стонать под ним Шуалейда… Мертвый дери, как же хорошо!..
— Хорошо… — излившись в горячее, содрогающееся тело, Роне скатился с него и растянулся рядом, закинув руки за голову.
— Ты… ты Хиссов сын! Опять наставил мне синяков! — едва отдышавшись, напустилась на него Ристана.
Неубедительно. Совершенно неубедительно.
— Тебе идет. — Роне лениво щелкнул пальцами, и плотные шторы разошлись, впуская в спальню ее высочества полуденное солнце.
— Мерзавец! Мог бы хоть не на шее. — Ристана так же лениво потрогала цепочку алых отметин, спускающихся к ключице. — Научись уже лечить хотя бы такую мелочь. Боги, какая пошлость, синяки…
— Пошлость — это взять в любовники темного шера, моя Тайна. Но ты всегда можешь дать мне отставку и позвать в свою постель полковника Дюбрайна. Он вылечит твои синяки, прочитает поэму и утопит тебя в возвышенных чувствах.
Ристана лишь гневно сжала губы. От напоминания о своем поражении она бесилась и мечтала отомстить проклятому светлому предателю. Ее гнев, конечно же, ни в какое сравнение не шел с эмоциями Шуалейды или Дюбрайна, но хоть что-то, хоть что-то…
— Тайна, вызови горничную. Пусть подадут завтрак и много шамьета, — велел Роне, вскочил с постели и, не одеваясь, ушел в умывальню. На еще один всплеск гнева униженной таким обращением принцессы он только хмыкнул.
При взгляде на зеркало и свое в нем отражение мелькнула совершенно несвоевременная мысль: а не связаться ли с Дюбрайном? За последние полгода они не разговаривали ни разу, даже не переписывались. О том, где носит светлого шера, Роне узнавал исключительно из газет: то Сашмир, то северные границы, то Ледяные баронства. Как будто император и Конвент задались целью держать Дюбрайна как можно дальше от Валанты! Как он вообще собирается объясняться с Шуалейдой, драный светлый лжец?