– Простите, господин, я позволила себе лишнее.
Между прочим, мои слова, вошедшие уже в местный лексикон. Становлюсь классиком. Девушку проняло, но виноватой себя не чувствует, хотя глаза опустила. Кстати, и страха не видно. Похоже, не понимает, чем разговор может закончиться, если я в ней как в человеке разочаруюсь. И в своем даре психолога особенно. Никакого прощенья стервам, что меня, такого умного и развитого, обмануть сумели!
– Я волновалась… сильно… поэтому сказала глупость.
Ну, прямо только и осталось уронить скупую мужскую слезу. Так, глядишь, к мыслям о старухе придется вернуться. Кончится это для нее печально, не время еще для игр. Не так мне старая и полезна пока. Впрочем:
– Ближе к делу! Что надо? За кого ты там просить собралась?
– Арестовали семью моей подруги, господин, они ни в чем не виноваты… – девушка затараторила, пытаясь объяснить ситуацию, до того как я рассержусь. Рожа, видимо, становилось хмурой очень и очень быстро. Впрочем, игры тут было больше, чем реальной злобы, не требовалось много умственных усилий, чтобы угадать ход будущего разговора. Правда, то, что не соврала, было отрадно. Плюс девушке.
– Заткнись на секунду, будь так любезна! – Грубиян, но что поделать. Такой уж я уродился. Смачно высморкаться и вытереть сопли о соседнюю скатерть счел излишним, данный прием оставлю для более интеллигентной собеседницы. Таких просительниц скоро можно будет отгонять брандспойтами. На Олвен не подействует, девушка почти от сохи и не такое видела.
– Коли их арестовали, значит, было за что. И я, только я буду решать, виноваты они в чем-то или нет. Если проще, всех, кого вчера взяли, взяли по моему приказу. Для которого имелись все основания. Что касается того, что брали семьями, это для безопасности, – соврал, конечно, но не сильно, никакой резни детей на глазах родителей и прочего шантажа я творить не собирался. На мне и так уже много грехов. Надо заботиться, чтобы осталось хоть что-то человеческое.
Потом продолжил:
– Поэтому им ничего не угрожает. А что в тюрьме сутки-другие посидят, то ничего страшного. Кого тюрьма сделала глупее? – Вылезли воспоминания о бывших хозяевах крепости. – Вон, супруги де Келлидон живут в камере… и счастливы, воркуют как голубки. Стихи друг другу пишут. Даже жалко лишать их такого счастья… В будущем.
Олвен, несмотря на серьезность ситуации, сумела оценить юмор. Губы на секунду дрогнули в попытке сложиться в улыбку, потом справилась с собой:
– Не скажете за что, ваша светлость?
– Кого конкретно? Хотя можешь и не говорить. Касательно всех арестованных имелись серьезные причины, и ничьи просьбы относительно кого угодно ничего в их судьбе не изменят. Если они невиновны – извинимся и выпустим. Если виновны в делишках, в которых подозреваем, – понесут наказание согласно степени своей вины. Кто бы за кого-либо не просил. Что-то еще?