— Зачем тебе моя куртка?
— Я спрячусь на заднем сидении, — тараторит балеринка, глядя на меня расширенными от страха глазами. — Пожалуйста, только не в багажник! У тебя куртка безразмерная, в ней утонуть можно. Укроешь меня сверху, никто и не увидит!
Да она сумасшедшая!
Прямо как я.
Времени на раздумья нет. Киваю, и она забирается на сидение прямо с грязными ногами, прижимая колени к подбородку. Обхватывает ноги руками и так ложится на сидение. Срываю с себя джинсовку, уверенный, что ничего не выйдет, и бросаю сверху.
Но это вполне себе выход.
Она маленькая и хрупкая, как и положено балерине. А жесткий джинс хорошо скрывает очертания тела.
Ничего подозрительного.
Ну кроме того, что в такой дубак я зачем-то решил раздеться.
Времени не остается. Гламурная бирюзовая тачка Маяка появляется в ту же секунду, как я захлопываю дверцу. Надеюсь, балерине не взбредет в голову неожиданно вылезти. Должен же быть у нее инстинкт самосохранения?
Это у меня он отключен за ненадобностью.
Красная колымага Луки тащится с другой стороны, поминутно застревая в раздолбанной гонкой колее, но мне нужен только Маяковский. От его решения зависит, прошел ли я испытательный заезд.
Я уверен, что да.
Зря я, что ли, выбрал именно тачку Дмитриева? На нее давно все облизывались, но не решались вот так сливать на пробных заездах. Держали про запас. А у меня не было другого выхода. На любой другой тачке, которые были на примете, я бы не приехал первым.
Маяк тормозит поодаль, а Лука еще барахтается в грязи. Маяк выходит, поправляя на вытянутой, как осенняя груша, голове круглую вязаную шапочку. Сегодня пятница, канун шаббата (1), и сразу после гонки Маяк вернется домой, к семье, и даже будет освещать халу и читать молитвы. А Лука отправится к бабке, как и в любую другую пятницу, есть подгоревшие пирожки с картошкой на сале.
А я? Идти мне некуда и никто меня не ждет.
Может, поэтому я решил помочь балеринке? Что там она говорила про важнейшее событие, которое она пропустила по моей вине?
Разберемся. Главное, чтобы сейчас она сидела как мышка.
Маяк подходит ближе, и я все-таки спускаю черную маску до подбородка. От него лицо прятать не нужно.
— Вот так подстава, Кай! — грохочет Маяк.
Его крохотные темные глазки с жадностью и вожделением осматривают тачку Дмитриева. Отец у балеринки знает толк хороших машинах, и половина гонщиков бредили ею, как только стало известно, что ее доставят в город.