— Вот она, матушка наша, Магнитная гора, — сказал Гурьян, когда всадники поднялись, наконец, на тучную голую сопку.
— Эта гора по-нашему называется Петух, — ответил его друг.
Сопка походила бы на громадный курган, если бы не глубокие складки, морщившие ее склоны. В складках, как в ущелье, притаился густой березняк, так что издали кажется, будто бы там нет никакого углубления, а просто растут пышные низкие кусты, почти вровень со степной травой. Но это не кусты, а верхушки высоких белых берез, торчащие из широкого и глубокого ущелья.
Всадники проехали по вершине горы, забрались на самую голову Петуха. Внизу, по берегу реки Урала, белели дома станицы Магнитной. По одну сторону реки черно-зеленая пятнистая степь расстилалась до горизонта, как море. Видно было, как тут на воле быстро мчатся по степи тени облаков, как нашло такое пятно на станицу, как исчезла белизна мазаных казачьих домов, как другая тень закрыла и вычернила одно из озер.
А с другой стороны вдали — гребень, синий вал за степью, синей воды, но такой же свежий, призывающий, и вид его, как горный ключ, казалось, утолял жажду Гурьяна по покинутым родным местам.
— Вот Яман-Таш! — сказал Гурьян. — Вон наша гора!
— Яман-Таш не видно отсюда, — отвечал башлык.
— Мне кажется, что видно. Вот там, посмотри, среди вершин.
— Яман-Таш — самая большая гора, — сказал Могусюмка. — Но она далеко. Это мерещится тебе.
— Под ней я с отцом сено косил. Далеко от завода ездил!
И вдруг показалось Гурьяну, что самые дальние горы выпустили из себя облачко. Поднялось оно где-то далеко-далеко и рассеялось.
«Ведь это вспышка на нашем заводе. Вспышка, в самом деле. Ведь когда так случается, целое облако вылетает».
— Железная гора, — печально говорит Могусюмка, глядя под копыта коня. — Темир-Тау!
— Тут подальше разработка, — ответил Гурьян. — Низовцы отсюда на завод возили руду. А вот старый рудник брошенный, — кивнул он на белые ямы, казавшиеся сверху небольшими.
— Тут тысячам мастеров на тысячу лет работы, — сказал башлык. — Железа много. Сколько под нами подков, плугов, сколько булата? А? Тут завод надо ставить.
— А копоть? Ты же говорил, что завод дымит?
— Что я, дурак, что ли! Разве я не понимаю, что от железа польза.
— Мне один старик говорил, что тогда Железная гора свое богатство откроет, когда все люди будут одной веры.
Могусюмка в уже измятом и изношенном суконном кафтане, в рыжей шапке, высокий, молодой, смуглый, стройный, на вороном коне, гордо поднял голову, оглядывая степь с вершины Магнитной. В том, как он сидел на коне, как напряжена шея, как взор стремился куда-то, видно было, о чем-то тревожно думает Могусюм, ум его ищет. Тревоги бывали у него и прежде. Сильно тронул Гурьяна приятель, когда сказал, что завод тут надо поставить. Только хочет, чтобы люди одной веры не обижали других. Все это понял Гурьян и пустил рысью свою мохнатую горбоносую кобыленку. Могусюм поскакал за ним.