Курбан вдруг увидел черного бородатого мужика.
— А ну иди сюда, Макарка, — позвал он требовательно, так, как это обычно делали чиновники.
— Почтеньице! — снял шапку мужик и поклонился баю, опасливо приближаясь. Он не любил встречаться с людьми, от которых зависел.
— Аппарат, — показывая коротким пальцем на покрытый черным ящик, сказал Курбан.
Макар глянул туда косо, еще не разобрав, в чем дело. Ему этот ящик показался страшноватым.
— Снимает! — продолжал бай. — Как ты не знаешь? Дагерротип получается! Карточка! Дагерротип, знаешь?
— Музыка играет? — спросил Макар.
— Какая музыка! Лицо твое снято будет.
— Мое лицо? — Макар обиделся.
— Да, лицо снимает.
— Как это снимает? Шкуру, что ль, сдирает? Уж уволь, — с сердцем ответил мужик.
— Не сдирает! Только, как рисует. Сиди — увидишь!
«Кто же это там меня срисует?» — подумал старовер, глядя на ящик.
— Прощения просим, — пробормотал он. — Прощения просим, — твердил он, кланяясь.
— Сейчас буду тебя снимать! — сказал бай. — Сядь! Сиди! А то худо будет! Ты слышишь, я приказываю!
Макар побледнел. Оставить свое лицо на чем-то, дать как-то снять себя, казалось ему величайшим грехом. Кто-то его срисует, а как — неведомо. Да и зачем все это? К добру ли?.. Но и отказать баю, которому он был должен и с земли которого кормился, не мог.
— Исай! — крикнул Макар хрипло.
Подошел другой старовер, русый.
— Ага, ага! — обрадовался Курбан. — Рядом становись. Еще вот Бикчентай Махмутович с вами снимется, — сказал он, кивая на толстого старшину.
Макар несколько успокоился: на миру и смерть красна.
И навели на староверов с подставки аппарат, и глянул на них глаз стеклянный.
— Э-э, так это шайтан нас рисует! — молвил Макар.
— Не бойтесь, тут все правильно, худого нет ничего, — говорил Курбан.
Староверы сидели ни живы ни мертвы.
«Правда, — думал Макар, — Курбан человек свой и вряд ли станет делать худое, все же он не городской! Но все же много ли он смыслит, могли ему подсунуть бог знает что, он и сам не ведает, что в аппарате черт... Шайтан! Вон мигает глазом, видно ведь!»
Макар не мог вынести всего ужаса своего положения.
— Эй!.. — взревел он, вскакивая. — Постой, Курбан!..
— Готово! — появился из-под тряпки бай, смущенный и счастливый.
У Макара сердце замерло. Он переглянулся с Исаем.
Подошли Авраамий, Моисей и Иаков — трое пожилых староверов. В Николаевке любили давать детям библейские имена. Один мужик даже спорил с попом, желая назвать сына Каином. Многие жители там Моисеевы, Абрамовы и Исаевы — коренные русские люди.
Трое бородатых мужиков с библейскими именами подошли к Макарке и Исаю.