— Что это? — спросил огромный Моисей, у которого сапоги, как кожаные башкирские ведра, нос как свекла и окладистая борода густа, мягка и нечесана, как скатанная шерсть.
Макар, как мог, объяснил. Бай добавил, показал аппарат, открыл тряпку.
— Нечистый! — категорически заявил Моисей.
— Шайтан, шайтан! — выпучив черные глаза, сказал Макар. — Я думал, музыка!
— Какой нечистый? Какой шайтан? Чего, дурак, болтаешь! — рассердился бай. — Зачем глупости болтаешь?
Тем сильней вспыхнул Курбан, что у него при упоминании о шайтане у самого ёкнуло сердце. Он толком не знал, как там все получается, отчего будет снимок, хотя и верил в науку. Он опасался, что темный народ подхватит, пожалуется муллам, и пойдут нести: мол, Курбан с шайтаном, что шайтан в ящике...
Курбан любил восточные стихи и даже сам сочинял. Красавицы в них были, как яркие звезды в небе, звезды были гордыми, герои — богаты и прекрасны и ходили в серебре и золоте. В каждой фразе упоминалось про что-нибудь сияющее серебром, золотом или что-нибудь походило на звезды. Он всегда говорил, что любит «деликатность». Теперь он полюбил науки.
Губернатор благоволил к нему, даже обещал переменить ему фамилию.
«Какая неаккуратность!» — думал бай. Очень уже хотелось ему представить снимки, показать, как башкиры любят начальство.
Макар тем временем подвыпил с горя, что попал в лапы шайтана. И тут он встретил Могусюма, который, сидя под телегой, учился играть на гармони.
— Эй, приятель! — подозвал его Могусюм и отложил гармонь.
Макар помнил поездку к Курбану и как Могусюм хлопотал. Но еще ярче — обиду, испытанную по дороге, когда Могусюмка упрекал его, что лес вырубили, и даже высказал подозрение, что мужики захотят со временем захватить землю обманом, отнять у башкир. И сейчас обида ожила с большой силой. Правда, потом Могусюм прискакал, хлопотал, но говорил не по-русски, по-своему. Бог знает, может что плел на нас. Макару еще пришло в голову, что условия, на которых снята земля, кабальные и виноват в этом Могусюм. В самом деле, приходилось платить дороговато. Макару и в голову не пришло, что Могусюмка цен на землю не знает по одному тому, что с арендой дела никогда не имел. По мнению Макара, Могусюмка поступил подло.
— Какой я тебе приятель? — с пьяной злобой ответил он башлыку. — Ты тот раз поехал, чтобы нам все испортить, да тебе не удалось. А теперь стал приятель!
— Ты что это? — удивленно спросил Могусюм.
— Поди! — грубо, толчком в грудь отстранил мужик Могусюма со своей дороги.
— Как? — холодно спросил Могусюм.
— Поди, поди, свиное ухо! — поддразнил Могусюма кто-то из подвыпивших парней, ватагой шедших мимо.