Пытаясь отвлечься от смутного ощущения, что всё это как-то неправильно.
Встреча на тренировке, урок — и всё. А дальше — разбежались по разным углам и занялись своими делами. Как… соседи по коммуналке.
И венценосный сноб снова будет сидеть один, и этим вечером компанию ему составят лишь тараканы в его голове…
— Постарайся выразить свою благодарность не слишком цветасто, — пропел Мэт, проявляясь на кровати подле неё, пока Ева выводила смычком гаммы: недели без инструмента давали о себе знать, и форму требовалось восстанавливать грамотно и обстоятельно. — Предпочитаю одам лаконичность. Концентрат обычно лучше выражает суть.
— К сиропу это не относится. Люблю разбавленный, — не глядя на демона, поморщилась девушка. — Благодарность? Тебе?
— Без меня ты вряд ли получила бы своего любимца в первозданном виде. Твой принц, конечно, парень смышлёный, но с ремонтом виолончелей раньше не сталкивался.
— Он не мой, — машинально откликнулась Ева. Вспомнила кое-что, что подметила ещё вчера. — Так ты правда помог Герберту починить Дерозе. С какой стати?
— По доброте душевной, с чего же ещё?
— Начнём с того, что я сильно сомневаюсь, есть ли у тебя душа. Продолжим тем, что даже если она есть, доброта — последнее, что я стала бы там искать. — Ева старательно переиграла сорванное место: гаммы она легко могла играть одновременно с разговором, но не обращать внимания на расплату в виде периодических фальшивых нот — нет. — У тебя свой шкурный интерес. Признавайся.
— Я же говорил, что нашего малыша требуется подтолкнуть в нужном направлении. Подумал, вдруг это подтолкнёт, — ничуть не смутившись, изрёк демон беззаботно. — Милым личиком его не подкупить, но характером, душой, страстью… той же одержимостью своим делом, которую питает он сам…
Услышанное стоило Еве ещё одной гаммы, резавшей слух возмутительно фальшивыми диезами.
— И с чего ты ведёшь себя как сваха?
— Может, питаю слабость к романтическим мелодрамам.
Ну да. Так она и поверила.
— А, может, хотел бы, чтобы Герберт в меня влюбился, а ты потом сможешь веселиться, наблюдая за его мучениями, пока я буду изображать невесту его брата?
— Как ты можешь мнить меня таким жестоким?!
Краем глаза Ева заметила, как искренне Мэт всплеснул руками — и эта абсолютная, чистейшая, как бриллиант, искренность помогла ей окончательно утвердиться в своей догадке.
— Ну уж нет. Можешь не надеяться. Ни в кого я влюбляться не собираюсь. И Герберт тоже, — под аккомпанемент стремительных арпеджио уверенно добавила она.
Мэт рассмеялся. Тихим, безумным и довольно-таки гаденьким смешком, звеневшим в воздухе, даже когда его обладатель уже пропал, удовлетворённый произведённым эффектом.