Рукой со смычком Ева заправила за уши выбившиеся волосы. Пытаясь, но не в силах сердиться.
Она ненавидела, когда её подслушивали. Ненавидела и заниматься при ком-то, и играть то, что не отработано до мелочей. Но на Герберта всерьёз злиться почему-то не могла. Возможно, потому что он всё равно ни черта не понимал — и промахов её не заметил бы. А, может, потому что ей странно и приятно было видеть эту непривычную мягкость в его глазах.
Делавшую их — наконец-то — живыми.
— Повезло тебе, — всё-таки буркнула она. — Не люблю, когда меня подслушивают.
— Да. Мне повезло.
В словах тоже скользнуло нечто непривычное. И очень, очень странное. Будто за звуками пряталось двойное дно.
— И что думаешь? — поколебавшись, всё-таки спросила Ева.
Герберт, помолчав, отвернулся.
— Тебе знать ни к чему.
Вот на это она почти обиделась. И почти расстроилась.
Хотя ладно — без «почти».
— Что, так плохо? — спрятав чувства за колючей небрежностью, бросила она.
Прежде, чем выскользнуть из зала, Герберт тихо рассмеялся. Совсем не насмешливо. Совсем не обидно.
И, наверное, ей лишь послышался отзвук печали и горечи в этом смешке.
— Иногда ты всё-таки такая глупая, — на прощание едва слышно донесла до неё полутьма: оставляя Еву наедине тишиной, Дерозе и недоумением.
Giocoso — весело, игриво, шутливо (муз.)
Когда на следующий день лиэр Совершенство соизволил пожаловать в замок Рейолей, Ева встречала его у ворот.
Встрече предшествовал длинный день. Который начался с традиционной тренировки, завершившейся немного нетрадиционным образом.
— Неплохо, — сухо подвёл черту Герберт, прогнав её по старым и новым заклинаниям. К усыпляющему они прибавили дезориентирующее и порождавшее галлюцинации, с которыми Ева справлялась уже вполне прилично, а щиты у неё и вовсе вычерчивались почти на автомате. — Что ж, до завтра.
Она недоумённо опустила руку, позволив волшебному смычку исчезнуть:
— До завтра?..
— С Мираклом я поговорю один. Если он захочет тебя видеть, я тебя позову, но не думаю, что придётся. Наши планы будут зависеть от его решения, и о них вполне можно поговорить с утра. Твоя любимая игрушка починена. — Он помолчал — и, отвернувшись, негромко закончил: — Полагаю, других причин коротать вечера в моём обществе у тебя нет.
А ведь правда, провожая глазами его спину, внезапно царапнувшую взгляд своей сутулостью, вдруг поняла Ева. Дерозе цел. Значит, ежевечерние встречи в гостиной окончены.
И встречаться теперь где-то, помимо этого зала, им вроде бы незачем.
Мысль была неожиданной. Ещё более неожиданным было душевное состояние, в которое Ева от неё пришла: смятение и растерянность, даже не позволившая ей злиться на то, что Герберт снова отстраняет её от участия в их общем деле. И Ева думала эту мысль, даже вернувшись в комнату и достав Дерозе — перерыв между тренировкой с Гербертом и уроком у Эльена она решила скоротать за занятиями музыкой. К чему и приступила, пусть даже на краю кровати с виолончелью сидеть было не слишком удобно.