Лицо Лёшки, каким она видела его в последний раз. В гробу.
— Ты понял, что это значит?
— Не волнуйся, — откликнулся Герберт тихо. — В нашем мире тоже есть наркотики.
— Ему было всего пятнадцать. Четырнадцать на момент катастрофы. А сестре — семнадцать. — Отведя взгляд, Ева усмехнулась. — Вот тогда мама наконец вспомнила, что у неё есть ещё одна дочь. Взялась делать из меня то, чем должны были стать мои брат с сестрой. А я не могла. Они были виртуозами, они неизменно брали на конкурсах первые премии… Я — нет.
Без конкурсов построить карьеру исполнителя невероятно трудно. А техника, виртуозность, то, что на конкурсах обычно ценят превыше всего — это не было её сильной стороной. Ева раз за разом подбиралась к пьедесталу, но редко становилась первой. Зато на концертах срывала овации — потому что вкладывала в музыку душу. Все свои чувства, все свои светлые и горькие мысли; то, ради чего, казалось бы, и нужны живые исполнители, ведь чисто и бездушно пьесу с успехом исполнит механическое пианино. И получала похвалы — что в её игре слышна истинная неподдельная боль, настоящая доброта, мудрость состоявшегося взрослого человека…
Как часто после этого она с горечью думала, что даже этим обязана трагедии, отнявшей музыку у Динки, а Лёшку — у них обеих. Как часто, лёжа в постели, чувствуя на щеке призрачное жжение маминых пощёчин, думала: своих желаний стоит бояться. Ведь когда-то ей очень хотелось, чтобы с ней носились так же, как со старшими. Чтобы родителей волновало не только то, одета ли она, сыта и здорова. Чтобы их общение не сводилось к формальному вопросу за ужином «как прошёл день», ответ на который мало интересовал их на самом деле: стоило начать жаловаться на обидчиков в школе, на проваленную контрольную, на строгих учителей, как ты получала один неизменный ответ — «учись сама разбираться со своими проблемами». После чего папа уходил отдыхать после тяжёлого рабочего дня, а мама — заниматься с другими, желанными детьми, готовившимися к очередному концерту, зачёту, концерту…
Настоящей мамой Евы была как раз Динка. Понимающей, сочувствующей, выслушивающей, воспитывающей.
Но ей нельзя было жаловаться на то, что разъедало душу больше всего.
— Знаешь, порой я ненавидела всё это. Музыку, которую когда-то так любила. Музыку, которая убила моего брата. Бесконечные ожидания, которые на меня взвалили и которые я не могла оправдать. И думала — зачем мне всё это, если великим музыкантом я всё равно не стану, зачем мне жить, если… А потом поняла одну простую вещь. То, чего так и не понял мой брат. — Она медленно вскинула голову. — Я не обязана им становиться. Великим музыкантом. Я могу вообще бросить музыку, если она вконец мне осточертеет. Потому что я — это я, и я останусь личностью, даже если музыку у меня отнимут. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна. В ней так много всего, что ни одна великая цель не затмит всё это. Никакие неудачи не стоят того, чтобы с этим расстаться.