— Это Вагнер тебя? — спросил он негромко.
— Ты о чем? — я не поняла.
— Его руки отсвечивали на твоей прелестной заднице?
— Не-ет! — рассмеялась я легко и высвободилась. — Никогда!
— Значит, есть кто-то третий? Четвертый-пятый? — раздражение пробило брешь в спокойствии идеального генерала.
— Гуров. Хватит этой ерунды. Это моя жизнь и только мои правила. Нравится — звони. Не нравится, пошел в жопу, — я устала. От них всех.
Вдруг пришел Кирюша. Проснулся. Глядел удивленными глазками вокруг. Не узнавал. Заметил меня, подбежал и прижался.
— Лола. Мы где?
— Все хорошо, малыш. Сейчас я вызову такси, и мы вернемся домой, — я поцеловала теплую макушку.
— Может быть… — начал Гуров.
— Не надо ничего. Я устала. Домой хочу, — призналась честно. Не в первый раз рядом с ним.
— Я отвезу, — он спокойно подошел ко мне. Хотел взять на руки Кирюшу. Тот крепче прилип ко мне. — Иди ко мне, малыш. Твоей маме слишком тяжело носить такого большого мальчика.
— Лола мне не мама. Она — моя тетя, — заявил Кирюша и вдруг пошел к Гурову в руки.
Тот глянул на меня. Я пожала плечами неопределенно. Не хватало еще здесь разборки устраивать. Кирилл доверчиво прислонился щекой к мужскому плечу. Я подчинилась и пошла следом.
День начался в шесть утра. Радовало это безумно, если учесть, что легла я в три. Айк увез вторую горничную на рыбалку и не вернул. Давид умчался куда-то. Я осталась одна. И понеслось.
Выезд сразу из двух номеров. Деньги, ложки, плошки, полотенца. Заезд. Приехали две семьи в один номер. Оператор сайта накосячил. Долго разруливала, заливая в себя кофе ведрами. Дети ныли, взрослые орали. Мест нет свободных кругом. Разрулила кое-как. Потом забилась канализация на втором этаже. Двое здоровенных, животастых мужчин смотрели, как я прочищаю ее металлическим тросом. Водили по мне идентичными, водянистыми глазками. Братья. Рук своих жирных не подняли помочь. Зато грели глаза на моем заду без устали.
Крик ребенка позвал меня вниз. Я полетела. Кирилл тыкал ногой в собаку. Пепа валялась на спине. Подставив беззащитное брюхо новенькому кроссовку. Лежала и писалась от страха.
— Она нассала в комнате! Я наступил! Мой найк! — орал истошно Кирилл. Продолжая тыкать ногой в обнаженный собачий живот.
Я схватила его за шиворот и бросила на кровать.
— Ты понимаешь, что нельзя бить того, кто не может дать тебе сдачи! Нельзя! Тупо невозможно! — орала я, забыв про уши кругом. — Это же Пепа! Наша Пепа! Ты — мужчина! Ты большой и сильный! Ты — человек! Она — только маленькая собака! Живая! Маленькая! Доверяет тебе! Нельзя! Бить ее нельзя!