не мог ее вознаградить иначе как удачной игрой в воротах. Со смертью бабушки я потерял своего самого верного почитателя в футболе и в жизни.
Мы с супругой хотели тотчас отправиться в Штернберк, но неотложные дела, связанные с моим вратарским амплуа, держали меня в Праге. В «Дукле» на меня не наседали, но намекнули, что в данный момент не располагают равноценной заменой. Видел это и я. Вторым вратарем к нам тогда прибыл проходивший службу в армии Харват, но он еще за команду ни разу не сыграл. Я принял решение, что сначала выступлю как положено, а потом поеду.
Тот матч оставил в моей памяти глубокий след. Играли с Теплицами. Быстро повели — 1:0. Стоял я почти без работы, но сосредоточиться на игре удавалось с огромным трудом. Затем Бичевский выравнял счет: догнал мяч, казалось бы упущенный, рядом с боковой линией (я недооценил его рывок — счел, что игру остановят, и на мгновение расслабился) и ухитрился сделать передачу к воротам. Я уже готовился пробить от ворот, как мяч, оказавшись где-то между ног, проскользнул в сетку. Такого со мной еще не было ни разу. Никто из товарищей не высказывал упреков, и в газетах обошлось без едких замечаний. Настроил себя на борьбу, стиснул зубы и решил про себя: больше — ни одного! К счастью, наши сумели добиться перелома в игре и победить — 2:1.
Только после этой игры поехали с женой в Штернберк. Вечером, накануне похорон, когда стали пораньше укладываться спать, мама почувствовала недомогание. Жаловалась на боли в животе. Я уснуть не мог: ей становилось все хуже. В тот же вечер отвез ее в больницу. Ей дали успокоительные средства. На похороны не отпустили. За гробом бабушки мы с Яной шли без нее.
Мама не переставала укорять себя. О своем состоянии не думала вовсе. Все время мысленно возвращалась к матери — моей бабушке. Врачи сказали, что у мамы воспалился желчный пузырь и что это воспаление усугублялось общим нервным расстройством. Мы старались успокоить ее, но наши усилия были тщетны. Из больницы ее не выписали, и мы уехали в Прагу. После тренировки я звонил в больницу. Мне сказали, что мама поправляется и через день-другой будет дома.
С Яной мы решили, что заберем маму в Прагу, чтобы ей не оставаться одной. Но на другой день вечером к нам пришло начальство «Дуклы». Все были в форме и выглядели официально. Я чувствовал — что-то стряслось, но терялся в догадках, Из больницы в «Дуклу» пришла телеграмма: мама умерла во сне. Так же, как и бабушка.
В первый момент я не успел осознать глубину горя — был просто ошеломлен и охвачен ужасом. Не мог разобраться в происшедшем — не понимаю и до сих пор. Маме не исполнилось еще и пятидесяти. На здоровье она не жаловалась, постоянно работала на штернберкской фабрике «Моравия». Была неизменно строгой и требовательной ко мне. Какие бы высокие оценки мне ни давали, как бы ни хвалили газеты как вратаря, включенного руководителями ФИФА в сборную мира, для нее было главным, чтобы я вел честный, порядочный образ жизни. Всегда пыталась увериться в этом — так проявлялась ее любовь ко мне.