Опустошенный, потерянный выехал я в Штернберк. В больнице мне дали мамины вещи. Узнал, что она умерла не от инфаркта, как предполагали. У нее открылись две язвы желудка, о которых никто (в том числе и она) не знал. Прими врачи нужные меры вовремя, могла бы мама жить до сих пор.
Вместе с Яной и маминой соседкой пани Копецкой организовали похороны, вторые за столь краткий срок. Тем не менее в субботу, в соответствии с договоренностью между мной и дукловским руководством, я отбыл в Голешов. Там меня поджидал посланный специально за мной самолет с товарищами по команде — предстоял матч на первенство лиги в Трнаве. Участие в нем было моим личным решением (никто в «Дукле» меня к этому не принуждал, и, по вполне понятным причинам, я мог бы получить освобождение). Играли мы на уровне, я был максимально собран. Сам себе хотел доказать, на что способен. Мы долго вели — 1:0, а за пять минут до конца встречи
Коленич сквитал счет, удачно добив в ворота мяч, мощно навешенный в штрафную. В списке участников игры, опубликованном «Ческословенским спортом», имя голкипера было выделено жирным шрифтом, что означало высокую оценку моей игры. На обратном пути наш самолет вновь приземлился в Голешове, Я возвращался в Штернберк — похороны были в понедельник. От «Дуклы» меня сопровождали помощник тренера Ян Брумовский и врач — доктор Минарж.
Почему я поступил так, а не иначе? Два — один за другим — удара судьбы сначала опрокинули меня, но затем словно ожесточили, притупив чувствительность. Мне было ясно, что я потерял двух покровительниц моего детства и юношества, одна из которых даровала жизнь другой, а эта, другая, в свою очередь, мне. Отца фактически я не имел, Таким образом, по моей родственной линии кроме меня самого не осталось никого. Тем большие узы связывали меня теперь с семьей — мужественной, милой, прекрасной Яной, с нашим сынишкой и с подрастающим младшим членом семейства — дочуркой Яной. Она и есть моя самая большая опора. Еще ближе стал мне и футбол — любовь и дело жизни. Я хорошо это чувствовал и потому хотел стоять на вратарском посту и в дни семейной скорби. Мне нисколько не мешало, что мы играли на «горячем» газоне Трнавы — на поле тогдашнего чемпиона лиги, где очки добывать было особенно тяжко. Когда на меня накатывался (под грохот трибун) атакующий вал соперника, я испытывал подъем и уверенность в том, что стану на пути наступающих непреодолимой преградой.
За сборную Европы
Второй раз надеть желтый вратарский свитер сборной с эмблемой ФИФА мне довелось в октябре 1972 года в Базеле, где встречались сборные Европы и Южной Америки. На этот раз голкипером своей команды (причем под первым номером) меня выбрал широко известный тренер, чародей в своем деле Эленио Эррера, которому поручили возглавить «европейцев». По его словам, я произвел сильное впечатление в Мексике, но в континентальную команду он включил меня, главным образом, за выступления в так называемом мини-кубке малом, неофициальном чемпионате мира, устроенном в первой половине 1972 года бразильцами. Там мне в самом деле сопутствовала удача. С хозяевами — чемпионами мира — мы добились почетной ничьей (0:0). Теперь европейцы уже не играли в такой открытый футбол, как два года назад в Гвадалахаре. Ареной состязаний был известный стадион «Маракана» в Рио-де-Жанейро. Соревнования стали для меня повторным фильмом дебюта в качестве голкипера сборной страны, игравшей именно на этом стадионе. Ожил в памяти и «Уэмбли»-66: я вновь не пропустил от бразильцев ни одного мяча. В их составе, правда, не играл Пеле. Но и с Шотландией в Порту-Алегри мы тоже поделили очки (0:0). Там пришлось проверить силы в единоборствах с нападающими совершенно иного стиля. Только югославы нанесли нам в Сан-Паулу поражение (1:2). В то время они располагали действительно великолепной командой, завоевавшей право участвовать в мировом чемпионате 1974 года.