Девушка кажется такой хрупкой под этой формой, пошитой не по её фигуре, и давящими на плечи погонами. Рассматриваю тёмные круги под глазами, пушистые ресницы и радужку цвета жжёного кофе. Из-за разреза глаз как у лани когда-то Ульяна напоминала мне мультипликационного персонажа, но по мере того, как она приходит в себя, её взгляд приобретает твёрдость гранита. Передо мной больше не беззащитная Бэмби. Теперь она куда больше похожа на пуму перед прыжком, чем на оленёнка, выбежавшего на дорогу. Клацнет пару раз зубами и перегрызёт мне глотку, оставив на губах мою кровь вместо помады.
Как только меня заперли за стенами СИЗО, я попросил Серёгу оберегать её, хоть и понимал, насколько это теперь будет сложно. У следствия имелись вопросы ко мне и без орудия убийства: на моих руках эксперты нашли следы выстрела, я находился недалеко от места преступления и отлично владел огнестрельным оружием. Именно потому, что я понимал срок грозящего мне заточения, видеть Ульяну здесь я не желал, не хотел, чтобы она губила свою жизнь из-за меня, не хотел лишать её будущего.
Но часто по ночам мне снился один и тот же кошмар: Бэмби в белом платье, целящаяся принадлежащим мне оружием прямо в моё сердце. Тонкий пальчик спускает курок, и её наряд окропляется кровью. Моей. Только позднее для меня стало очевидным, что сон оказался пророческим.
Спустя много месяцев пребывания в СИЗО ко мне заявился как всегда одетый с иголочки Хмельницкий. Он молча изучал меня некоторое время неодобрительным взглядом, словно я не оправдал его надежд.
– Что же ты, красавчик, так попался из-за девчонки? – задаёт вопрос, на который я мог лишь пожать плечами. Представилась бы возможность снова убить Игоря, повторил бы всё сначала.
– Она приезжала ко мне, – сообщает и ждёт моей реакции. Я вскидываю голову, в своём изумлении стараясь понять, врёт он или нет. – Передала мне твою Беретту.
Внутри меня всё холодеет от этой новости. Кончики пальцев немного подрагивают, и я сжимаю кулаки, чтобы унять эту постыдную дрожь.
– Зачем?
– Сказала, что хочет, чтобы ты сдох в тюрьме, – изгибает губы в пираньей улыбке старый бандит.
Я долго пытался понять, что же такого могло произойти после моего ареста. Предполагал, что ей стало известно о моей связи с её сестрой, но неужели этого оказалось достаточно для смертельной обиды?
Как сейчас помню день оглашения обвинительного приговора. Она стояла бледная как моль, еле живая, с посиневшими губами, больше похожая на вестницу смерти, чем на человека. Я шёл по проходу уставившись в спину конвоира, но её взгляд заставил меня посмотреть в её сторону. Мне требовалось найти в её глазах хоть какое-то объяснение совершённому поступку, знак, способный ослабить горевшую в груди ненависть к ней. Но нет, никакой ошибки не было. Она сделала всё намеренно.