Я смотрела перед собой, широко раскрыв глаза, зная, что стоит моргнуть, и слёзы потоком покатятся по щекам. Всю жизнь ради отца я старалась быть хорошей, примерной дочкой. Не расстраивать его, как расстраивала мама, и услышала от него то же обвинение, которое он кидал ей, пока она не покинула нас.
Тогда, в одиннадцать лет, мне казалось, что это всё мама виновата, я чувствовала исходящий от неё негатив и слышала ежедневные угрозы уйти от отца. Их постоянные ссоры заставляли меня забираться с головой под одеяло, зажимая уши руками, лишь бы не слышать и не слушать взаимные претензии на повышенных тонах. Но после её смерти и по мере моего взросления отношение отца ко мне становилось всё прохладнее и отстранённее. А я ничего не понимала, мне хотелось вернуть то тепло, которое осталось в моём детстве, но его унесло таким же холодным зимним ветром, какой был этой ночью, не оставив и следа от родительской любви. Я думала, что это я что-то делаю не так, но сейчас, когда я услышала слово «шлюха» в свой адрес, воспоминание поразило меня как молнией, дав понять, что причина была не в матери. И не во мне.
Отец буквально кинул меня в пахнущую смрадом и разложением грязных тел клетку. Я с опаской оглядела маргинальные лица людей, деливших со мной заключение, и сглотнула, едва подавив позыв рвоты, подступивший к горлу. Меня без особого интереса рассматривали девушки, зарабатывающие на жизнь своим телом. Я никогда не видела жриц любви и сама, на короткое мгновение позабыв невзгоды, с любопытством изучала латексные мини-юбки, ботфорты и чулки в сетку, размышляя, как они себе ничего не отморозили в таких нарядах стоя на улице.
Радуясь, что длинное пальто прикрывает короткую юбку, устроилась на лавочке, ожидая, когда кто-нибудь меня вызволит, пытаясь понять, как жить дальше. Слова отца пугали. Мне даже не хотелось представлять, о чём пойдет этот разговор. Если свадьба с Лебедевым отменена, а иного быть не может, то что же отец мог приготовить в наказание ещё? Я знала, что временным заключением он не обойдется.
Минуты текли медленно, спать боялась, хотя, кажется, я мало кому была здесь интересна. По ту сторону решётки стоял сотрудник отдела и бдел. Не знаю, поставил ли его отец или он всегда так рьяно несёт свою службу, но ко мне никто не подходил и не трогал, однако поняла я это не сразу, да и менее страшно тоже не становилось. Место не располагало.
Я услышала тетю ещё до того, как увидела. Она кричала на весь отдел, и, к моему удивлению, никто не стал с ней долго спорить. Понимала примерно порядок действий: должно быть, сначала позвонили отцу, что мирно спал в шуршащей накрахмаленной постели, можно ли передать его дочку тётке, и только после согласия меня выпустили.