Ему привиделся сон.
Он стоял посреди поля богов, а вокруг никого.
Ветер всколыхнул его багровые волосы, закрыв челкой глаза. Но стоило ему смахнуть ее, как он увидел перед собой Каяму.
Золотые чешуйки брони сверкали в закатных лучах солнца, ослепляя и заставляя жмуриться от этого блеска.
Пустые глаза воительницы смотрели на тьму в его душе — он чувствовал подобный тонкой игле взгляд. Она незримо проткнула его кожу, медленно проходя сквозь ребра и заставив Кольса согнуться пополам, прижав ладонь к бьющемуся сердцу.
Лицо Каямы оставалось бесстрастным, лишь пальцы сжались на рукояти глефы. Плечи едва заметно напряглись, и она сделала шаг к нему на встречу.
— Тьму следует изгнать. Окропить грешную землю освященным дождем и очистить от скверны, живущей в людских душах и сердцах, — нашептывал Кольсу ветер, опутывая его тело холодом. — Страж, посланный небесными богами пожертвует собой ради жизни и процветания.
От Кольса к деве потянулись черные, слизкие щупальца, но она не дрогнула.
Принц стоял на коленях, все еще держась за грудную клетку. Ледяное оцепенение растекалось от его ног, постепенно подбираясь к коленям и бедрам. Он не мог пошевелиться, словно не принадлежал себе, а той тьме, что обернулась острыми пиками, пытаясь вонзиться в тело светлого стража.
Каяма отбивалась от них, стиснув зубы и распахнув глаза. От ее рук исходило свечение, но стоило солнцу опуститься — мрак окутал ее со всех сторон.
Кольсу стало легче. Ночь — была его временем. Стискивающая сердце боль отпустила. Он встал с колен и смог дышать полной грудью.
Щупальца растеклись по твердой земле, укрыв ее черным холстом, а вместе с ней и мертвое тело Каямы.
Нежный, живой цвет ее лица сменился мертвенно бледным, взгляд потух — на принца смотрели голубые глаза, ничем не отличимые от человеческих. Золотая кольчуга исчезла открыв взору обнаженное женское тело со множеством тонких, шрамов.
В ней не осталось ни жизни, ни крови. Мертвая и никому ненужная смертная, павшая от силы тьмы, живущей в сердце Кольса. Он склонился над ней, провел по ее груди, плоскому животу. Пальцы замерли на длинном порезе: такие он видел у тех, кого проткнули мечом. Все ее шрамы — эти белесые и свежие порезы были одинаковыми и нанесены одним и тем же оружием.
— Ты так долго боролась со мной, хотя для нас в играх богов все могло быть иначе, — сказал не своим голосом Кольс. — У нас ведь получилось когда-то, но они отобрали твою память и все что я считал своим, — спокойный, с легкой хрипотцой — кому принадлежал этот голос, тьма и… тело? Кольс не знал, он одновременно был здесь и не был. Его руки и ноги двигались без его участия, кто-то другой повелевал ними.