Стену позади одной из кроватей украшала подставка с множеством комнатных растений, а к тумбочке были подвешены пучки с засушенными травами. Такие же висели и на дверце шкафа.
Вчера принцесса легла в постель, не раздеваясь, и долго плакала, пока не забылась крепким сном. Ей снился дом, сестры, беззаботное детство. Таким оно ей казалось, но матери не стало; ее заменила добрая мачеха, забота о младших, домашний уют вечерних посиделок. Сестры рассаживались в небольшой гостиной, в камине жарко полыхало пламя, и всем становилось тепло. Одетт рукодельничала, младшие собирали мозаику, Ота читала книгу, а старшие играли в шахматы. Куда все это делось? Неужели ни одна из них никогда никого не любила? Не было той сестринской любви, понимания и отзывчивости, желания защитить родную кровь?
Ота тяжело вздохнула и заглянула в шкаф: на вешалках висело два наряда. Зеленое платье с укороченной юбкой (чтобы не мешало при ходьбе вдоль грядок), тянущаяся материя рукавов позволяла их быстро закатать, когда приходилось набирать воду или готовить. Также к нему прилагался коричневый передник с глубокими карманами и высокие полусапожки на тонкой подошве с заклепками в виде листьев. Вторым оказался брючный костюм: штаны на лямках, свободная рубаха с завязками на рукавах, платок на голову и высокие чулки из плотной непромокаемой ткани в черно-зеленую полоску.
Дамы в Валенторе носили платья с волочащимися юбками: стоит наступить — и свалишься носом в землю.А пышные рукава? Ведь с ними невозможно нормально поесть, каждый раз макнешь ткань в суп или подливку. Ходить только в туфлях, длинные волосы — роскошь: береги и не остригай.
— Одни сплошные запреты, — проворчала она. — Этот, видимо, для работы в теплицах или на болоте, — приложив наряд к груди, принцесса взглянула на себя в зеркало и обомлела. Одежда упала на пол. Принцесса коснулась своего отражения, провела пальцами по волосам и едва сдержала крик.
— Где же… как же? — бормотала она.
Кто-то остриг ей волосы, оставив вместо былой роскоши каре. Оталию без ее ведома лишили такого родного и близкого, с чем она не расставалась с самого детства. Подобное для Оты было равносильно потере девственности. Но кто посмел? Когда?
Вдруг в дверь постучали. Смахнув навернувшиеся слезы, принцесса бросилась открывать в надежде, что это Скальд, но на пороге стоял бледный молодой человек. По его виску скатилась капелька пота, а в дрожащих руках он держал сумку Оталии и несколько коробок.
— В-вот, п-профес-сор С-скальд п-просил п-передать, — заикаясь, пробормотал он и всучил вещи ей в руки, словно те были напичканы ядовитыми змеями.