— Сдохни выродок, — орала она, шмутуя худенькое тельце из стороны в сторону, — все из-за тебя, ублюдка безродного. Сдохни, недобиток, сдохни, сдохни!
Когда я справилась с дверью и выскочила наружу, на щеке ребенка уже алел отпечаток ладони. Второй удар я приняла на согнутый локоть, как учили. А основам боёвки в Академии всех учат хорошо. Женщина переключилась на меня и завопила:
— Выжила, сука и радуешься, а мой сыночек из-за тебя в тюрьме гниет, корова яловая, — такой прыти от старухи ожидать было трудно и я пропустила момент, когда она дотянулась до моих волос. От боли из глаз брызнули слезы и на пару мгновений я потеряла ориентацию в пространстве. Старуха неистовствовала, крича что-то про то, что я воровка, что ее сыночка честно заслужил все добро до копейки, мучаясь со мной, тварью неблагодарной, на которую ненаглядный сыночка время тратил, вместо того, чтоб гнать постылую с порога.
Что-то кричал Димка, пытаясь вклиниться между нашими телами и даже вроде бы, кусался, я пыталась вытащить свои волосы из судорожного захвата морщинистых пальцев и, кажется, иногда взвизгивала от боли.
Неожиданно все закончилось. Безумная старуха стояла скрючившись с заломленной рукой, а удерживал ее не кто иной, как следователь Гаев, тот самый, которому стало плохо в моей палате.
— Здравствуйте, Елизавета Андреевна, простите, что пришел без звонка, был здесь поблизости. — И не дожидаясь моего ответа, обратил внимание на старуху, — а вы, Клавдия Карловна, рискуете оказаться на скамье подсудимых. Я сейчас отпущу вашу руку, не наделайте глупостей!
Клавдия Карловна? Это же мать бывшего мужа Лизы, ее несостоявшегося убийцы. Ирина рассказывала, сколько пришлось вытерпеть моей предшественнице от этой женщины, сколько свекровь кровушки попила у бедной Лизаветы. Вот уж действительно своя кровь. Я и тогда, слушая эти рассказы, кипела от негодования, а уж сейчас…
— Здравствуйте, Константин Романович, рада, что вы оправились. — Бабушкина выучка помогла взять себя в руки. Да и Димка жался ко мне, ища утешения, значит, надо быть собранной, чтоб не напугать сына еще больше. Следователь кивнул, довольный моим самообладанием. — Полагаете, что я имею возможность подать на эту, хм, даму, в суд? Это может считаться нападением?
— Это может считаться непросто нападением, а нападением на важного свидетеля, Елизавета Андреевна. Если хотите, могу посодействовать. Расследовать ничего особо не надо, я — очевидец и при исполнении. — Осталось только уверенно кивнуть, что да, мол, очень хочу. Мы оба понимали, что никакого обвинения не будет, но на старуху наш диалог произвел сокрушительное воздействие. Одетая в не по возрасту пестрое и открытое платье, с яркой помадой на тонких морщинистых губах, с неопрятной сединой в крашенных мелких кудрях, которые носили смешное название