Черт, если бы я знал ответ на этот вопрос.
— Как ты можешь спрашивать меня об этом? Что я должен сделать, перекинуть ее через плечо и утащить ее с ногами и криками в стиле пещерного человека?
— Клянусь, ты делал так однажды. Он посмеялся.
— Не могу сделать это с ней. Это должно… Я собирался сказать, должно произойти естественно, но в этой ситуации не было ничего естественного. Я был здесь, в Лос-Анджелесе, чтобы найти женщину, которая возненавидела бы меня, если бы узнала, почему я здесь. Если она хотела покинуть мой образ жизни и не удосужилась вернуться, это что-то значило.
Я сомневался, что она знала, как болен Рафаэль, и если бы она знала, я не был уверен, что ей не все равно. Я мог только удивляться тому, что, должно быть, произошло между ними, что она ушла, сменила имя и стала кем-то другим, и никогда не оглядывалась назад.
Она стала Амелией Тейлор и настояла, чтобы я звал ее Тейлор, как и все остальные. Я отказался, потому что это было не ее имя, и потому что Амелия была более личным. Поскольку я так и шел, я решил, что по крайней мере воспользуюсь этим.
— Это к чему? Морис подтолкнул, ожидая, что я продолжу.
— Я просто должен заставить ее согласиться.
— Рафе дает тебе какие-нибудь советы?
— Один. Я поднял палец.
— Какой? Он улыбнулся.
— Он сказал стараться не быть собой.
— Ты облажаешься. Он засмеялся и покачал головой.
Я надеялся, что нет.
Я чертовски надеялся, что, черт возьми, нет. Я не хотел, чтобы мой шанс отняли у меня, прежде чем я действительно облажаюсь.
Хотя я мог видеть его точку зрения.
Амелия
В другой жизни я была бы классической балериной.
Все началось, когда мне было пять лет, и мой отец привел меня на мой первый урок в балетном классе. Мама проводила целый день со своими подругами, и он не знал, что со мной делать.
Это было то, что он сказал мне несколько лет спустя. Это была шутка, которую мы разделили между нами, потому что все началось случайно. Он сказал, что пошел в общественный центр, и единственные уроки, которые у них были это балет и доджбол. Поскольку я уже была в розовом, он повел на балет.
Я восприняла это так, как будто меня создали для танцец, как будто Бог потратил время на то, чтобы создать мое тело для каждого движения. Мой талант был признан очень быстро, и для меня музыка, движение и я были одним и тем же существом. Музыка коснулась моей души, и мой танец был её выражением.
Эта часть никогда не покидала меня, даже после всего этого времени. Я слышала музыку, она доходила до моей души, и что-то зажигалось, но после этого ничего не происходило. Эта часть меня умерла, когда мою мать убили.