«Хорошо. По крайней мере я смогу сориентироваться, если сниму повязку», — вернувшись в сидячее положение, Слава потерся лбом о плечо. Он повторил это несколько раз, и уже сбился со счета, когда повязка поддалась и приподнялась на сантиметр, позволяя ему разглядеть собственные ноги, руки и сено.
«Есть!»
Но его радость испарилась со скрипом двери.
* * *
Иван и серый волк разглядывали сапоги-скороходы.
— Как думаешь, если я их надену, то помру? Вдруг они прокляты? — спросил царевич.
— Вряд ли, — ответил волк. — Мы теряем драгоценное время, а сапоги-скороходы помогут его восполнить. Девочка не была похожа на злую ведьму.
— По их виду никогда не знаешь, кто из них похож, — сказал Иван, хмыкнув.
Издалека донесся рев Лихо: земля содрогнулась, несколько огромных деревьев с равномерным скрипом упали по разные стороны.
Иван всунул ноги в травяных сапогах в скороходы, и те сели, как влитые.
— Похоже, что сапоги делали для тебя. Таких маленьких ног во всем Залесье у мужчины не сыщешь, — ухмыльнулся волк.
Только хотел Иван-царевич ответить ему, как тот засмеялся во все горло.
— Смешно, — сказал Иван, — да только эти маленькие ноги сейчас тебе покажут, кто здесь главный!
Он несильно пнул волка под зад и тот, ощетинившись, отошел.
— А теперь попробуй поспеть за мной, глупое создание, — царевич сделал шаг и сапоги перенесли его на семь миль вперед.
Оказался он в овраге, да не простом, а Овраге Сомнений. И пока волк спешил угнаться за ним, Иван почувствовал тоску по дому и Василисе.
«Должен ли я сразить Лихо? Есть еще много храбрецов, которые могут сами поймать эту тварь», — подумал он.
Достал царевич из ножен меч и бросил его на пожухлую траву. Туман, покрывающий Овраг Сомнений, нагонял на заблудившихся людей сон. Те, кто засыпали в нем, больше никогда не просыпались.
— Ну, здравствуй, Иван-царевич, — молвил его собственный голос. Вот только звучал он старчески. — Куда путь держишь?
— Я иду за Лихо, чтоб спасти Залесье, — ответил он, через силу открывая рот. Его язык еле ворочался, а тело стало ватным.
Двигаться Иван не мог, ноги словно приросли к земле.
— Зачем же тебе, Иван-царевич, ввязываться в бой бессмысленный? — спросил голос. — Неужто не соскучился по Василисе Премудрой, супруге родной?
— Соскучился… но иначе мы все погибнем, — возразил Иван, наклоняясь, чтобы поднять меч.
— Кто «все»? Те царевичи глупые, что царства поделить не могут? Те люди бездумные, что проклинают друг друга? — голос рассмеялся. — Подумай, Иван-царевич, что в этом мире важнее: битва или любовь?
— Любовь важнее, ведь она бережет меня в битве, — не сдавался Иван.