Он вынул пробку из бутыли и принюхался: более отвратного запаха он еще не встречал.
— Что ж, так пахнут наши ядовитые чувства, — Вурдалак вскинул руку с бутылью. — Более ты не сможешь мной управлять, когда сама этого захочешь. Теперь я буду решать, что делать со своей жизнью.
И он пригубил зелье, с трудом сглотнув комок шерсти. Он не почувствовал ничего, кроме неприятных ощущений на языке.
— И как мне теперь узнать, что она действительно потеряла надо мной власть? — Вурдалак почесал лысину.
— Ду-рак, — квакнула жаба.
— Заткнись, не то сварю из тебя жабий суп, — сказал он.
— Кишка тонка! Ква, — выказав свое презрение, она ускакала прочь.
Вурдалак оперся подбородком на руку.
— Никакого уважения к старшим, что у жабы, что у Яги… проучу обеих, будете знать!
Иван-царевич видит сестер глазами каждой из них: то за одну взглянет, то за другую. Вила и Юда ничем не отличаются друг от друга, кроме выражения лиц: старшая хитрее, а младшая скромнее.
Они гуляют по лесу в свете луны и наслаждаются тишиной природы. Откуда-то издалека доносится плач.
— Слышишь? — спрашивает Вила. — Это младенец?
— Вот еще! В наших краях младенцев отродясь не было.
— Тогда что это?
— Наверняка игошка играется. Пойдем, проучим гада, — Юда идет на плач, и Вила следует за ней.
Сестры забредают в камыши и видят младенца. Он намного бледнее обычного ребенка.
— Ему холодно! — выдыхает Вила. — Посмотри, как сжал кулачки!
— Это все происки игошки! — говорит Юда, поднимает ребенка, крепко держа за бока. — Посмотри на его мерзкую сморщенную рожу. Так и хочет нас обмануть.
— Не похоже, — отвечает Вила. — Он родился недавно, зачем ему кого-то обманывать?
Юда закатывает глаза.
— Видно, раз я старшая, то мне тебя всю жизнь учить придется, — она входит в озеро по колено и оборачивается на сестру. — Что встала? Иди сюда!
— Что ты собираешься сделать? — Вила недоверчиво смотрит на ровную гладь.
Она боится воды, и Иван-царевич чувствует это так же сильно.
— Хочу проверить, игошка он или нет, — Юда нетерпеливо разминает шею — ее руки уже затекли. — Давай же! Я его в воду брошу: утонет — игошка, не утонет — обычный ребенок.
— Но дети не умеют плавать! — Вила касается ногами воды, но стыдливо отбегает назад.
У нее есть свои причины бояться, и она тщательно скрывает их как от сестры, так и от Ивана, что стал гостем в их общем воспоминании.
— Мне плевать, — не успевает Вила переубедить сестру, как та бросает младенца в пруд.
— Юда! — Вила забегает в воду по щиколотки, отбегает, набирается смелости и заходит уже по колено. Страх сжимает горло, и ей приходится отступить, несмотря на сердце, рвущееся от боли.