– Тогда мы найдем друг друга, кем бы мы ни были.
– А если я перерожусь в Заморье? Или ты? Как мы узнаем о том, что снова живем?
– Не волнуйся. Я найду тебя, где бы ты ни была, – Берендей поцеловал Руслану в лоб.
Она закрыла глаза. Чувство паники нарастало. Предчувствие конца света усиливалось, и Руслана не знала, как побороть внезапный страх. В Тихом омуте она не знала ни бед, ни печали. Ее желание выбраться на сушу казалось ей теперь детским капризом.
4
Кощей отстраняется. Смотрит на меня влюбленными глазами, улыбается, а я держу его руку и думаю, что чувства прошли, и никакой любви, должно быть, не было.
– Свадьба совсем скоро…нам нужно подготовиться, – говорит царевич. Он ведет меня по пустым коридорам, помогает спуститься по лестницам.
Мы заходим в кухню, где стоят, судя по запаху, медовые булочки. Я беру одну, пробую на вкус, но ничего не чувствую. Словно лизнула подсохший безвкусный хлеб.
– Я слышала, что никто не чувствует вкуса еды во время ритуала, – говорю я, поглядывая на Кощея, – так зачем устраивать пир?
– Не волнуйся. Пиром обычно занималась Василиса. Она хотела, чтобы невесты как следует поели перед смертью.
– Значит, пир не обязателен? – я киваю, выхожу вместе с ним из кухни.
Все волнения, переживания, и слезы теперь кажутся мне пустышками. В этом мире ничто не стоит чувств, и мне кажется, что так даже лучше.
– Кощей, – говорю я, – что будет после свадьбы?
– Я не уверен, но проклятье должно исчезнуть. Все в Залесье примут свой настоящий облик. Мы снова сможем есть еду и наслаждаться вкусом, пить воду, жить и чувствовать. Я ждал этого дня пять сотен лет. Если бы все получилось с первого раза, было бы намного лучше. Но теперь я знаю, какие жертвы мы принесли, убивая каждый год по девице. Я рвал душу на лоскуты с каждым убийством, и всю жизнь буду корить себя за это.
– Почему я тебе не верю? Ты выглядишь как человек, который лишь хочет стать живым. Неужели ты сложишь алтарь для мертвых девиц и будешь поклоняться им, как богам?
Кощей смотрит на меня. В его взгляде читаются недоверие вперемешку с настороженностью. Он сглатывает, его кадык скачет снизу-вверх.
– Тая, бессмертие внушает тебе странные мысли, – он сжимает мою руку. Я чувствую тепло его ладони, но сама источаю лишь могильный холод. – Не слушай его. Бессмертие обесценивает человеческие жизни, чувства. Оно убивает любовь к живому и воспитывает любовь к неправильному.
Я смеюсь, и сама не узнаю свой смех. Он похож на кашель старушки, скрипучий и протяжный.
– Так и быть, я позволю тебе связать свою судьбу со мной. Но знай, что ты мне не нужен.