Как будто все еще жива.
Прикажет слез не лить напрасно,
Тебя по имени зовя.
Ты столько лет прожил без веры,
Украл пять сотен юных душ!
Не знал царевич чувства меры
Заманивал бедняжек в глушь.
Стоит печальная невеста:
Уже убита! Как же так?
Ей нет теперь на свете места,
И не спасет ее ваш брак.
И, закопав младые кости,
Проклятье на год отведя,
Не приходи ко мне ты в гости,
Вину сознав чуть погодя.
Мне истина открылась просто:
Глядела я не на того.
Не стоил ты руки-нароста,
И даже ногтя моего!
Хоть долго мною ты любим.
Прожить и без тебя сумею!
Не быть тебе – ха-ха! – моим,
Не стану никогда твоею.
4
Домовой нашел Мару в коридоре.
– Майя! Наконец-то! Церемония уже начинается, пойдем! – он взял ее за руку, но не смог сдвинуться с места.
– Я не пойду.
– Почему?
– Не хочу. Я видела столько свадеб, сколько ты и представить себе не можешь. Но эта – последняя, и я лучше проведу время так, как мне самой того хочется.
Домовой озадаченно нахмурил брови, отпустив ее руку.
– Почему? – повторил он. – Разве эта свадьба – не то, что спасет Залесье от проклятья?
– Может, так, а, может, и нет. С судьбой шутки плохи, а жители Залесья только и делали, что играли с ней. Я останусь здесь, потому что уже знаю, что произойдет дальше.
– И что же произойдет?
Мара обняла Домового, погладила по спине. Он вдохнул ее аромат – от нее сильно пахло вишней – и прикрыл глаза. На мгновение ему показалось, что все его заботы куда-то ушли, что больше ничего не нужно делать, и что он в безопасности.
– Ты все сделал правильно, – шепнула ему Мара.
Кто-то грубо схватил его за плечо, повернул к себе. Домовой посмотрел в подслеповатые глаза Трясеи. Она оказалась так близко, что он задрожал против своей воли.
– Ч-что п-происх-ходит? – едва выдавил он. Сердце Домового ускорялось, колотилось как ненормальное, отчего к лицу и груди приливала кровь. Он вскрикнул, встал на колено и схватился за голову. Панический приступ сжимал ему горло, мысли в голове обратились в хаос. Мгновение – и его сердце взорвалось от страха.
Домовой упал замертво. Трясея облизала засохшие губы и с безумной улыбкой воззрилась на Мару. Перед ней теперь стояла не молодая женщина, а женщина в годах. Морщинки стянули ее глаза.
– А ты еще кто такая? – спросила Трясея, предвкушая, как доведет ее до смерти волной панического страха.
Но лицо Мары оставалось неизменным. Она подняла руку.
– Та, кто сотрет тебя в порошок, – и щелкнула пальцами.
Кости Трясеи обратились в прах, а ее заблудшая душа умчалась в коридоры замка. Мара присела на корточки перед Домовым, поцеловала его в лоб и проронила несколько слезинок.