– Почему же все оттуда сбежали? – не унималась любознательная девочка.
– По многим причинам, которые не очень в наше время афишируют. Всё, Солнце моё, экскурс закончен.
– У-у-у. О чём-то говорить же надо. Тут сдохнешь, пока помощи дождёшься, – молодая собеседница капризно надула губки. – А! Я поняла! Совок рухнул и вас выпустили из этой ужасной Азии.
Сухарецкая помолчала, как бы вспоминая молодость и детство, произнесла несколько глубокомысленно:
– Да-да, всё рухнуло, всё полетело в тартарары. Ты права, Солнце моё. Но жили мы до этого неплохо. Я бы даже сказала – хорошо. Родители мои служили в русском драматическом театре Ферганы. В том самом, которым долгие годы руководил Гаврила Данилович, отец Александра Абдулова.
– Того самого?
– «Того самого». Саша тоже работал в нём на заре своей биографии. В фойе театра висела фотография, где он в пятилетнем возрасте участвует в постановке популярной в то время пьесы «Кремлёвские курсанты». Я эту фотку рассматривала в деталях тысячу раз, когда приходила к родителям на работу.
– Вы его знали?
– Знала, конечно. Его в Фергане все знали и следили за его успехами. Но, естественно, что мы с ним не дружили. Слишком большая разница в возрасте. В Фергане я его видела в последний раз на похоронах отца в 1980 году. Саше было двадцать семь или двадцать шесть, а мне десять лет едва исполнилось. Но в Москве, благодаря землячеству и кинематографу, мы общались, не скажу, что часто, но систематически.
– Класс! Какие люди! Удивительно, как тесен мир!
– Соглашусь. Так вот, жили мы хорошо. Даже очень хорошо. И я до сих пор считаю это время счастливейшим в своей жизни.
Женщина вздохнула.
– Но ведь во времена совка ничего не было: магазины пустые, а люди получали крохи.
– Не хочу спорить – это бесполезное занятие. Скажу только, что слово «совок» я впервые услышала в начале девяностых, когда всё уже развалилось. В наше время его никто не употреблял.
– А как называли тогда?
– Обычно: СССР, Советский союз. В газетах ещё писали: «Страна социализма».
– «Социализма» … – это же жуткий античеловеческий строй, идеология рабства.
– Нормальная идеология. Хорошая. Даже замечательная. Просто она не учла всего один малюсенький, но существенный фактор.
– Какой это?
– Человеческий. Так уж устроены люди: с их грехами и потребностями. Низы не желают работать ради эфемерного всеобщего счастья будущих поколений. Они не хотят ждать. Им нужно всё сейчас и побольше. А верхи не готовы просто так руководить даже ради самой великой человеческой идеи всеобъемлющего равноправия и благоденствия. Иерархия и положение в обществе их быстро развращает, превращая в жадную, эгоистичную и самовлюблённую элиту. Всё! Больше ни слова об этом! Я не хочу вести этот диспут ни с тобой, ни с кем-то другим!