И я встал. В глазах вертелось солнце, окружённое кучей мусора. Видимо, от испытаний последних дней в глазах полопались капилляры. Меня штормило. Чтобы не упасть я рухнул на колени и немного отдышался. После этого стал настойчиво тормошить свою попутчицу:
– Виола, вставай. Вставай, нам надо идти.
Она долго не реагировала, но в конце концов застонала и повернулась ко мне:
– Ты иди, – еле ворочая сухим языком, пробормотала она. – Я не могу. Мне плохо. Я сейчас умру. Иди один. Не хочу, чтобы ты видел, как я умираю.
Словно пьяный в стельку я стал её мять, щипать и вертеть из стороны в сторону:
– Нет, я тебе не дам умереть. Не дам. Сам сдохну, а тебе не дам.
Со стороны казалось, что два человека напились до беспамятства и теперь пытаются на автопилоте дойти до дома. Я вставал, тянул вверх Виолу, тащил её по земле и тут же падал рядом. Снова вставал и снова тащил. В конце концов я разработал свой организм до такой степени, что смог встать сам и поднять девушку. Перекинув её руку через свою шею, я поплёлся с ней по вчерашнему вечернему направлению: искать дорогу или овраг. Сидушку я бросил —таскать её сил уже не было. А вот пустую бутылку прихватил, мало ли что. Мы плелись, спотыкаясь, иногда припадая на колени, но шли. Вера в спасение таяла на глазах.
Когда таять уже практически стало нечему, прямо перед нами совершенно внезапно возник каньон. Не Колорадо – но всё-таки. От неожиданности я плюхнулся на задницу. Виола свалилась сверху.
– Всё, пришли… – еле слышно пробормотала она, не открывая глаз.
– Пришли, – согласился я. – Это овраг.
– «Овраг»?
– Да, овраг. Тот самый овраг. Мы до него дошли.
– И что теперь? – она с трудом находила силы продолжать диалог.
– Теперь мы спасены. Но только в том случае, если пойдём вдоль него, пока не упрёмся в скважину. Вот тогда мы спасены.
– А дальше?
– Дальше, утолю жажду и сбегаю за нашим «матрацем».
– А затем?
– Затем мы выспимся в этой чёртовой избушке.
– А потом? – продолжала допытываться, лежащая на мне пластом попутчица.
– Потом проснёмся и на заре двинемся по дороге к шоссе. Думаю, ветер снова оголил продавленную колёсами колею.
– А если не оголил.
– Оголил, оголил. Если бы дорогу заметало песком, Жандар никогда бы не нашёл этот короткий, по его мнению, путь.
– Лучше бы он сразу его не нашёл. Плохо песочек ты с нами поступаешь. В глаза лезешь, а дорогу не смог засыпать. «Фи» тебе за это.
О, да она уже пытается шутить! Значит новость придала ей сил. Надо вставать. Мы поднялись. Не скажу, что найденный нами знакомый овраг кардинально улучшил самочувствие. Но всё же, несомненно: надежды ободряют. Наша поступь стала более уверенной, мы перестали мотыляться из стороны в сторону. Виола даже попыталась двигаться самостоятельно, но это ей не удалось. Пришлось снова подхватить её. Дорога до скважины мне показалась бесконечной. Чёрт! Неужели мы так далеко ушли? Или мы идём по берегу этого каньона, будь он не ладен, в противоположном направлении? Нет, не может быть. Все мои расклады вычислены сугубо научным путём. Вон солнце, оно идёт на запад. А мы идём на юго-восток. Значит всё правильно. Значит вот-вот, и здание скважины должно появиться. Как хочется пить! Я бы напился даже из лужи. Говорят, в пустынях Мексики трудно умереть от недостатка воды. Там кругом растут кактусы, которые можно поесть – и ты уже напился. Жаль, что их не запустили сюда. Всякую дрянь запускаем: какой-то жуткий борщевик, колорадских жуков, амброзию и прочую гадость. А что хорошее – у нас ума не хватает. Вот и сдыхай теперь от жажды. Бред! Да где ты? Сейчас будет, сейчас. Но вскоре оказалось, что до скважины мы так и не дошли. Овраг упёрся в огромную впадину. Котловина была круглой, почти идеально круглой, но очень уж огромной и глубокой.