Кукушка на суку. Акт второй (Skolorussov) - страница 42

Эх, если бы я тогда не повернулся, а просто увёл Виолу в обратном направлении искать скважину. Если бы… Возможно, тогда всем этим передрягам наступил бы конец и больше уже никто бы не пострадал. Если бы… Это ещё один важный жизненный пунктик, о котором я всегда вспоминаю с особым сожалением. Но я повернулся, и после этого у меня уже не было выбора. А у кого бы он был? Вот он, город спасения, я его вижу. А скважину в этом краю злых джинов и шайтанов ещё надо было постараться найти. И дойти до неё нужны были силы. А город вот он, вот! Мимо него не пройдёшь! Поэтому я тут же забыл о скважине.

Как мы спустились на дно котловины, я вспоминаю с трудом. Но отлично помню, как, уже находясь внизу, посмотрел назад. Холодок пробежался по спине. Ужас! Мы должны были лежать с разбитыми головами. И не здесь внизу, а где-то там – в середине пути. Спасибо Виоле, что она смогла собраться и не виснуть мешком на моей спине.

На дне раскалённой за день котловины было душно. Нестерпимо душно. Несмотря на заряд положительных эмоций, которые придала нам надежда на спасение, силы были не безграничны. Мы прошли весь путь от одного края котловины до другого. Смогли пройти. Прошли все эти проклятые десять километров. Мне кажется, даже больше! Уже смеркалось, когда мы добрались до отвесной стены. Она скрывала от нас окраину города. Я задирал голову и видел только причудливые каменные столбы, ваятелем которых был не Гауди, а восхитительная мастерица матушка-природа. Хотя нам было уже не до любований. Первым делом я услышал, как шлёпнулась на землю моя попутчица. Мне не удалось привести её в нормальное состояние. Виолу мучила какая-то странная лихорадка. Девушка тряслась и сухие губы её трепыхались от выдыхаемого воздуха, выдавая звуки, похожие на лепетание ребёнка. Когда я насильно поднимал веки Виолы, зрачки убегали куда-то вверх, пытаясь спрятаться от меня где-то под бровями. На всякий случай я осмотрел её практически безжизненное тело. Но укусов не обнаружил. Видимо, это последняя финальная часть Марлезонского балета. Без воды нормальный человек может прожить не более трёх суток. Но в таких условиях, в которые попали мы, необходимо всё делить на три: скорость движения, дневной переход и количество дней без употребления жидкости. И что дальше? Можно было бы протащить её тело какое-то небольшое расстояние по равнине, но переть вверх? Практически по отвесным скалам? Это безумие. Поэтому я посчитал, что единственным шансом на спасение является моё одиночное восхождение. Там я найду людей и вернусь за девушкой. А что делать? Оставаться умирать вместе с ней? Это разве выход? Так я себя оправдывал, когда полез по скалам. Я думал, что начало подъёма – это всегда самый сложный участок. Нет, возможно, опытный альпинист просто рассмеётся, когда сопоставит мой рассказ с реалиями. Скалы были не самыми высокими, хотя и отвесными. Вдобавок в них находились уступы, почти ступени. Однако для меня в моём состоянии эта стена была Эверестом. Отдав последние силы, я вскарабкался на первую ступень. Здесь была широкая площадка, заполненная песком. Песочек меня и спас. Поднявшись на три метра на второй уступ, я сорвался. Забитые солями суставы плохо слушались. Нога соскользнула, уставшие руки не вынесли резкую нагрузку, и я полетел вниз. Летел долго. Понятно, что это звучит смешно. Но во время полёта перед глазами промелькнула вся жизнь. Я воочию убедился в сермяжной правде этой расхожей фразы. Вся жизнь: детство, отрочество, студенчество, мама, папа, друзья. Всё! Как я упал в канаву на велосипеде, как мне подарили собаку, как впервые сел играть в настоящую компьютерную игру, как поцеловал первую девушку и в ответ получил первую пощёчину, как нырял в море за часами, а выловил три ведра рапанов. Всё вспомнил. И это за те доли секунды, пока летел. В конце полёта я ожидал искры из глаз и хоровое пение ангелов на входе в райские кущи. Ну, не в ад же меня в таком возрасте? Я не успел настолько нагрешить: не воровал, не грабил, не руководил губернией, не работал в полиции. За что меня в ад? Но искр не последовало и соответственно не было ничего другого. Ни рая, ни ада. Я с размаху шлёпнулся в песок, поднял в воздух клубы пыли и затих. То ли сознание потерял, то ли решил отдохнуть. Не помню. Всё, как в тумане. Но отчётливо помню, что в реальность меня вернул звук. Да, звук. Странный звук, который время от времени то нарастал, то затихал вовсе. Он напоминал отдалённый бой нескольких очень мелких барабанчиков. Сначала я просто на него не реагировал. Но затем он вывел меня из себя, и я нашёл силы, чтобы подняться и отыскать источник раздражающего звука. Это была полулитровая пластиковая бутылка. Она попала в небольшой каменный мешок. Восходящие вдоль скал потоки перегретого воздуха отрывали бутылку от земли, но не могли вытащить её из этой каменной ловушки. В результате вдоволь настучавшись о стены, бутылка вновь успокаивалась на дне этого мини-колодца. А затом процесс взлёта начинался заново. Я даже смог улыбнуться уголками губ. Но в следующий момент схватил эту бутылку и открыл крышку. Да это же кола! В бутылке была тёмная жидкость. Всего пара глотков! Но для меня этот объём был равен ящику пива. Я едва сдержался, чтобы не залить всё в свою глотку. И это несмотря на то, что колу я не пью. Перепил её как-то – и как будто отрезало. Чёрт! Там внизу Виола. Надо сначала ей дать попить. Я всё же попробовал на вкус, то, что находилось в бутылке. Кола была горячей, но настоящей. Очень сладкой, очень горячей, но не испорченной. В ней даже газ оставался. При открывании бутылки слышалось очень громкое шипение. Естественно, что нагретая чуть ли не до кипения жидкость всегда будет шипеть. Но эта шипела, как свежая кола. Мне она показалась самой вкусной и свежей колой в мире. Я быстро спустился вниз. Виола лежала на том же месте и в той же позе. Я потеребил её тело и похлестал по щекам. Бесполезно. Она не реагировала, не издавала ни звука. Жутко видеть человека в таком состоянии. Но главное – она была жива! Пока, жива.