Ни одного из них Кайя почти не знала. Раде – идиот и двурушник, Джадира слепо, без оглядки последовал за ним… но вот Дак оказался настоящим героем, одним из тех, кто перекрыл Межмировой Мост, остановив поток Вековечных, хлынувший в Равнику из Амонхета. Оттуда он мог бы уйти в любой мир, куда только душа пожелает. Мог бы… однако решил вернуться и дать врагу славный бой. Дать бой – и погибнуть, приняв такое решение.
«И если я, глядя на него, не способна ничего чувствовать… то кто же из нас тогда лежит там, под шелковым покровом?»
Корд развернулась, готовясь отправиться за следующим телом, но Кайя решила, что с нее этих скорбных трудов довольно.
Повсюду вокруг бурно праздновали победу, но сквозь крики радости то и дело слышался плач горюющих о личных утратах, и каждая из этих крайностей являла собою резкий контраст с другой. Вот мать-гоблинша с сыном плачут над останками отца и мужа, чьи ноги и бедра раздавлены стопою Вековечной Богини Бонту, а рядом эльфийская девочка карабкается вверх по обломкам рухнувшего изваяния Боласа, а человеческий мальчишка весело машет рукой с ветки поваленного мирового древа Виту-Гази, и оба кажутся невероятно, необычайно беззаботными…
Тут в брешь между двух зданий заглянуло заходящее солнце. Внезапный луч света в лицо заставил Кайю сощурить заслезившиеся глаза. Иных слез она пролить не могла – с тех самых пор, как все это началось.
«Может быть, настоящие слезы появятся позже, нежданными. Застанут врасплох – тут-то с ног и собьют».
Оставалось надеяться, что так и выйдет: уж очень не нравилась Кайе эта мертвенная пустота в сердце. Довольно, довольно с нее смертей – как это ни смешно, если вспомнить о ее былом роде занятий. Дело в том, что Кайя – по крайней мере некогда – была истребительницей призраков. Ее магия позволяла отправлять духов на вечный покой. Смерть – в совершенно буквальном смысле этого слова – была ее ремеслом, но сама она до сего дня еще никогда не чувствовала себя столь… безжизненной.
Безжизненной и смертельно усталой. С окончанием битвы адреналин в жилах пошел на убыль, и Кайя, неохотно принявшая пост главы Синдиката Орзовов, снова почувствовала всю тяжесть тысяч и тысяч скопленных Синдикатом долговых обязательств, что непомерным грузом лежала на душе.
«Ах, соблазнительно, как соблазнительно попросту взять да объявить все эти долги прощенными!»
Однако Кайя понимала, что подобное деяние уничтожит Орзовов, и всерьез опасалась, как бы с падением пусть даже одной из гильдий не рухнула и сама Равника – воплощение, основа хрупкого равновесия сил. Ведь город-мир в буквальном (а также магическом) смысле зависел от сотрудничества, сосуществования десяти гильдий – если не в полном согласии, то, по крайней мере, в уравновешенном соперничестве друг с другом. Нет, Кайя защищала Равнику, не щадя сил, вовсе не затем, чтоб поспособствовать ее гибели иными средствами. И это значило, что долгам прощения нет, а ей – до поры до времени – суждено нести сие бремя дальше.