— Макс. Я же не инвалид, — растерянно лепечет Даша. — Мне даже можно сексом заниматься. Только пока без сальто, — тихо добавляет.
— А если я в запале тебя на мостик поставлю? — скептически спрашиваю.
— На мостик страшно, но целибат держать тоже не обязательно, — кладёт руку в пах, обхватывая обрадовавшийся член через ткань штанов. Он от счастья дёрнулся сильнее. Я от счастья также готов дёргаться. Подумав пару секунд, принимаю решение, явно не в пользу спины. Стаскиваю одеяло, штаны и нависаю над Дарьей.
— Уверенна, что спина выдержит мой темперамент? — утвердительно кивает, облизывая губы. — А темперамент члена? — делаю толкающее движение.
— И твой… И члена… И вас двоих… — мурлычит моя кошечка и трётся щекой о плечо. Я тащусь, когда она так делает. Готов в ответ урчать и тереться всеми частями тела. Особенно нижней частью, так нуждающейся в ласке и трении.
С поцелуями спускаюсь вниз, раздвигаю ножки, прохожусь языком по киске и уплываю в запредельную реальность. До рассвета покланяюсь своей богине, нежно, неспешно, на грани. Это не трах. Это любовь в чистом виде. Стоны, ласки, шёпот, шелест простыней, пропитанных запахом возбуждения и секса. Коньячные глаза, поддетые поволокой, опухшие губы, влажные от поцелуев и соков, дрожащие руки. Сегодняшней ночью это мой мир, моя вселенная, мой рай.
— Я люблю тебя, Даша… — шепчу, изливаясь, заполняя своим семенем.
— Я люблю тебя Макс… — вторит, сокращаясь от очередной волны оргазма.
Дарья
Солнечные зайчики бегают по спальне, задевая наши обнаженные тела. Лежу и млею, потягиваясь и жмурясь от удовольствия. Рука проскальзывает по животу, жадно обхватывая грудь.
— Жду не дождусь, когда она увеличится и животик округлится, — обхватывает сосок губами, засасывая и покусывая.
— М-м-ммм… Корми меня от пуза… И всё вырастит и округлится… — выдыхаю, сдерживая стон.
— Ты поняла, что я имею ввиду, — поглаживает по животу и облизывает другую грудь. — Я хочу нашего ребёнка. А лучше двух или трёх.
— А я хочу в туалет. И если ты меня не отпустишь, устрою потоп в кровати, — пытаюсь сменить тему и отползти.
— Иди зассыха, — смеясь, отпускает. — Как понимаю, делать это будешь в одиночестве, а мне в другую ванную идти?
— Да. Люблю свидания с белым другом проводить в гордом одиночестве, — хохотнув, скрываюсь за дверью.
Не готова поднимать тему детей. У меня их трое. Не рассчитываю увеличивать это количество. Даже розовая дымка, появившаяся от всех признаний за эти выходные, не смягчает ощущение приближающейся катастрофы. В районе солнечного сплетения периодически появляется болезненное давление, мешающее дышать. Состояние безнадёжности проходит онемением по конечностям, и очень сложно держать лицо и улыбаться. Подрывать восстановившуюся идиллию обрубанием разговоров на тему ребёнка, страшно. Проще сбежать в туалет, ванную, на балкон.