А затем я срываюсь.
Поднимаю кофейный столик и бросаю его.
Пинаю ногой лампу.
Хватаю кофейную чашку с пола и швыряю ее в стену, пока она не разбивается на тысячу кусочков.
А затем кричу.
Громкий и долгий рев исходит из самой глубины моей души, вся боль от недостатка любви вырывается наружу.
Перед глазами пелена.
Сердце еле бьется.
Я ощущаю лишь мучительную боль.
Спасти от которой меня может только одно.
Хватаю пальто, кошелек, а затем вылетаю за дверь и вниз по лестнице.
Я выхожу на улицу, где идет снег, поднимаю воротник и даже не оглядываюсь, чтобы посмотреть, заметит ли меня Кайла.
Не хочу, чтобы она меня заметила.
Я лишь хочу, чтобы боль исчезла.
Вновь жажду почувствовать онемение, чтобы рана затянулась, а не снова посыпать ее солью. Во мне живет глубоко укоренившаяся потребность, которая перекрывает все остальное, обещает, что все это закончится, и мне нужно кормить ее, чтобы выжить.
Чтобы выжить. Поэтому я направляюсь к винному магазину.
Кайла
Я стою в парке через дорогу, когда вижу, как мать Лаклана выходит из здания и шагает по снегу. Вопреки здравому смыслу я иду за ней, огибая квартал. Я хочу знать, куда она ходит, не участвует ли в какой-нибудь афере, не бездомная ли она.
Затем останавливаюсь решая, что не имеет значения. Особенно после того, что случилось в прошлый раз, когда она заставила Лаклана дать ей денег, а потом даже не явилась на свадьбу, хотя обещала.
Скатертью дорога. Я рада, что Лаклану удалось избавиться от нее, хоть и понимаю, как тяжело ему пришлось.
И тут застываю от ужаса.
Нужно вернуться к нему.
Я оборачиваюсь и вижу, как Лаклан выходит из здания и исчезает за углом, воротник пальто скрывает лицо. Он торопливо идет прочь от парка, значит точно ищет не меня.
И тут я понимаю, куда он направляется.
Твою мать, блядь.
Из-за этой мерзкой женщины он вот-вот сорвется.
Все повторяется, только на этот раз я могу попробовать остановить его или, по крайней мере, поговорить, прежде чем он что-нибудь сделает. Я должна попытаться, даже если это бесполезно.
Я бегу за ним, поскальзываясь на снегу, когда перебегаю улицу, собаки трусят рядом.
Вот он, прямо впереди.
У меня еще есть время.
Я продолжаю бежать, собаки не отстают, думая, что это какая-то игра в снегу, но это вовсе не игра.
Для нас все очень серьезно.
— Лаклан! — кричу я, подбегая достаточно близко.
Он не останавливается, хотя слышит меня. Я знаю, мы это уже проходили.
Качаю головой, ворча про себя, хотя мое сердце наполнено страхом. Стоит Лаклану начать пить, как я бессильна. Несколько раз я сдерживала его, но в конце концов он срывался. Это его выбор, его намерение. Нельзя заставить кого-то выбрать вас вместо алкоголя, потому что это чертовски трудно. Внутри Лаклана живет монстр, который подчиняется только жажде. Он обманывает его, заставляя думать, что Лаклан может сделать счастливыми нас обоих, меня и монстра, что в состоянии справиться с этим, якобы это только один раз, стоит боли уйти, и все будет хорошо. Иногда Лаклан объясняет мне, что ему кажется, будто воздерживаясь, он вредит собственном телу.