Подошедшая светловолосая разносчица что-то говорила, игриво бросая на него призывные взгляды, но Грейнн ее не слышал.
— Прошу простить, — произнес он глуше, чем сам от себя ожидал. После чего поднялся и быстрым шагом направился к выходу из зала. За дверью трактира оллам остановился, с силой потер лицо ладонью, сделал глубокий вдох и направился к коновязи. Вскочив в седло, он кинул мальчишке-конюшему еще одну монетку и сорвался с места, пустив лошадку быстрой рысью.
У ворот консерватории он оказался за час до их закрытия, вознагражденный еще более недовольным взглядом и ворчанием старого привратника. Оставив лошадь на конюшне, на попечение конюшего, он неспешным шагом отправился в сторону мужского общежития, старательно не давая себе думать о произошедшем. В том месте, где дорожка проходила мимо женского общежития, молодой мужчина остановился, привлеченный движением. К двери здания быстрым шагом подходила знакомая стройная светловолосая фигурка. Легким движением потянув на себя дверь, она скрылась в едва светящемся проеме, который снова быстро исчез. Пронаблюдав эту картину, Грейнн Бойл резко развернулся, зло ударил сжатым кулаком оказавшийся прямо перед ним ствол дерева и стремительно продолжил свой путь уже без каких-либо остановок.
* * *
Перед следующим ансамблевым занятием без присутствия преподавателя меня долгое время не отпускало странное чувство пустоты. Логично было бы подумать, попытаться найти решение сложившейся ситуации или хотя бы составить примерный план действий, но как только я вспоминала о произошедшем, мысли из моей головы улетучивались, создавая полое гулкое пространство. Размышлять на эту тему не только не получалось, но и не хотелось, поэтому особенно я не переживала. Вплоть до момента, когда до занятия оставалось не больше часа.
В ту минуту, когда я медленно и неохотно перебирала ноты, отделяя те, которые пригодятся в ближайшее время, от всех остальных, меня как будто пронзила ослепляюще очевидная мысль: не может мелодия сердца быть такой у беззаботного благополучного человека, это просто немыслимо. А значит, есть что-то, что терзает Грейнна Бойла, не дает ему спокойно жить, мучит. Подобно тому, как жалит его мелодия мой внутренний слух. Да, я могу выставить сильный блок, закрыться наглухо, чтобы не слышать стонов его сердца, но, во-первых, это то же самое, что оглушить саму себя и я на такое никогда не пойду, а во-вторых, бегают от проблемы только трусы и слабаки.
Ни трусость, ни слабость я для себя приемлемыми не считала. К тому же, раз уж случай свел искалеченную душу со слышащей, с моей стороны будет огромным свинством не попытаться помочь. Ведь именно в этом предназначение моего дара, и как я могу пройти мимо, зная, что чужая душа терзается и, сама того не ведая, кричит о помощи? Ну уж нет!