"Тогда... тогда... - начинал запинаться Будтов. Тут ему на память приходила спасительная сказка про кота в сапогах, в которой хитрый кот побуждает людоеда превратиться в мышку. - Тогда - попробуй не быть! Ты ведь можешь все! А не быть ты можешь?"
"Могу ли? Могу ли?" - Создатель, гневаясь, быстро раздувался. "Могу! Могу! Могу и буду!"
И - пропадал, лопаясь первопричиной и порождая ошметки созвездий. Звенел звонок, играл невидимый горн, и Будтов, одеваясь с солдатским проворством, выбегал на плац, где занималось утро нового дня.
А после полуночи все повторялось.
К шестой перемене суток Захарию Фролычу надоели герои и боги. Он все больше стремился в обычный, будничный мир, и перед сном рисовал себе картины осеннего дня, а он, Спящий его производитель, идет себе по серому проспекту, глазея на афиши и вывески, где булочная, почта, казино, где группа выступает во дворце спортивных состязаний - Манн, который Манфред, а не Томас, и не Генрих, и не Клаус, и не личность, а гитара, барабан, вокал и клавишник, где соловьи-бомбардировщики, сопля в ведре, ну, что же к ней прицепится еще... Постепенно Захария Фролыч засыпал. С четвертой ночи начиная, в его обычные сны стала все более уверенно встраиваться странная конструкция, похожая на маленькую бомбу. Наблюдая этот предмет, он точно знал, что это бомба и есть, очень мощная, способная взорвать всю Солнечную систему сразу, а заодно и все, что покоится за ее границами. Будтов ворочался, недовольный явившимся образом; бомба нехотя бледнела и растворялась. Утром же Минус Второй начинал занятия с обзора свежих газет, с удовольствием констатируя разрядку международной напряженности.
- Там договорились, тут встретились, - тыкал он пальцем в строчки. Капля камень точит. Вот что значит ваше, Спящий, здоровое и трезвое сознание! А иначе что это такое - "Будтов улыбнулся!"
Минус Первый намекал на недавнее сообщение о взрыве первого индийского ядерного заряда - событии недопустимом. "Будда улыбнулся" - так прокомментировали это достижение военные. Консерватор между тем подозревал, что журналисты могли ошибиться в своем понимании субъекта улыбки, а проницательные индусы, всегда знавшие о мире много чего интересного, назвали совсем другое имя.
Однако Будтову было по-прежнему трудно связать изменения в большой геополитике с собственным воздержанием от денатурата и лаков.
Тем более, что это воздержание вскоре сделалось не таким уж абсолютным.
Когда закончилась их первая неделя жизни в лагере, Даша решила, что с нее довольно, и перешла к активным действиям. В час, когда Минус Первый накачивал Захарию Фролыча идеологией и теорией, у его подруги образовывалось "окно", личное свободное время. Хитросплетения Сна мало волновали Дашу, и вскоре она остановила свой выбор на том самом ладном солдатике, который несколькими днями раньше препятствовал их с Будтовым выходу из казармы. Эффект вытрезвления оказался в данном случае более наглядным, чем события мировой политики. После получасового разговора, построенного по всем правилам женского коварства и вероломства, солдат стал всецело принадлежать Даше и согласился доставлять ей - только ей! - жидкое топливо из ближайшего магазинчика. За свой, разумеется счет; "Сочтемся!" - вдохнула ему Даша в классическое веснушчатое ухо.