Сердце ухнуло в пятки, заколотилось, как крылья обезумевшей колибри, поднялось к природному расположению, останавливаясь на секунду в животе, а потом подпрыгнуло к горлу, грозя схватить спазмом.
Закрыв глаза, я медленно вдохнула и выдохнула, борясь с волнением. Что бы я ни увидела в то утро – отступать не стала. Не могла подвести Ёжкина – маленького отважного дракончика, который никогда не останавливался перед трудностями, с честью принимал испытания и всегда выходил победителем.
А увидела я Наваху, вскочившего с кровати Кира и с любопытством уставившегося на меня. Сонная Флешка, похожая уже на помпон побольше, перекатилась на подушке, когда вскакивал пёс, недовольно потянулась и снова закрыла глаза, начав мурчать, как тракторёнок.
– Отойди, – велела я сорока или уже пятидесяти килограммам мохнатого энтузиазма, когда они набросились на меня с приветственными поцелуями.
– Отстань! – прикрикнула я, не потому, что была не рада встрече, просто удержать скачущую, подвывающую тушку была не в состоянии, несмотря на то, что мы находились в одной весовой категории.
– Прекрати, – отбивалась я от пушистого оптимиста, норовившего снести меня с ног и зализать до смерти. Хотя бы попытаться. Как не почувствовать себя огромным, пятидесятикилограммовым чупа-чупсом?
– Наваха! – раздался мужской окрик из спальни.
Мы с пушистым приятелем замерли. Я от восторга. Наваха с интересом. Не угостят ли вкусненьким. Нет? Совсем-совсем нет? Тогда не отвлекайте честных и добрых людей!
– Наваха, уймись, тупая скотина! – с самой солнечной, вкусной улыбкой, слаще тирамису и джелатто с моккачино, продолжил Кир.
– Я не скотина, – пробормотала я, делая шаг в спальню. – И не такая уж тупая, – удержать всхлип было сложно.
В носу щипало, на глаза накатывали слёзы, руки тряслись, дыхание нещадно перехватывало. Колени подгибались вовсе не оттого, что весь путь из Москвы в дальний посёлок на краю мироздания я проделала в обуви, колодки которой больше походили на орудие пыток. И расслабить, тем более снять корсет самостоятельно я не могла.
Кир лежал на кровати, в своей обыкновенной позе, закинув одну руку под голову, свернув подушку вдвое. И, кажется, не собирался умирать от травм, несовместимых с жизнью, и от любых других тоже.
– Привет, – Кир улыбнулся ещё один раз, привстал на постели и внимательно оглядел меня.
Удивлённый взгляд скользил от сбившейся причёски до пальцев ног – обувь я сняла в прихожей – и обратно. Отдельно остановился на линии декольте, выглядывающей из-под распахнутого болеро, на талии, подчёркнутой тончайшей вышивкой, на разрезе, прячущемся в струящемся подоле.