– Постой так минуточку, моя Сирена!
Отказать Иржина не нашла в себе сил. Принц молниеносно разделся, продемонстрировав ей, что с годами его фигура стала только крепче, а плечи шире, потом подхватил девушку под колени, отнес в кровать, опрокинул на мягкое покрывало и не дав ей испугаться напомнил все, о чем она успела позабыть. О том, как нежны его губы, когда спускаются по беззащитному животу вниз. О том, как сильны его руки, когда не дают ей трепетной, раскрытой свести ноги и спрятаться от его голодного взгляда. О том, как каменеют его плечи, когда она впивается в них короткими ногтями, чтобы сдержать длинный стон, и все равно стонет, подаваясь навстречу…
Рассвет они встретили на разворошенной кровати. Иржина мирно сопела, уткнувшись носом в подушку, а Ричард лежал рядом, и удовлетворенно улыбался. Он уже давно не ощущал себя таким счастливым. Таким живым! И он будет не он, если не сумеет продлить это счастье на как можно более долгий срок!
Через месяц, после приезда принца и его фаворитки в столицу Андарры. лорд Шератон получил короткое сообщение от своего агента в Гишпании. Агент был опытным, много повидавшим, поэтому его донесения сразу ложились в папку «срочно». Советник сломал печать, пробежал глазами по строчкам и нахмурился. Андаррец сумел добраться до личного архива Черной герцогини. Нет, не до тех бумаг, которые сразу захватили юристы короля. До папок секретаря с корешками купленных билетов, записями о приемах и прочем.
На самом деле агент довольно быстро выкупил эти папки у бедствующей в пустующем замке прислуги. Гораздо больше времени заняло изучение и анализ содержимого всех папок. Зацепок почти не было – как политическая фигура, донна Эухения быстро научилась прятать секреты, но кое-что агент все же накопал.
После смерти младшей дочери Черная герцогиня раз в год отправлялась на богомолье, чтобы почтить память усопшей. Газеты писали, что донья на три недели запиралась в обители Молчащих дев, непременно делая монастырю щедрое пожертвование.
Советник перебирал листочки, вложенные в письмо. Записка секретарю с просьбой подготовить карету и кучера, пометка на ней гласит, что таких было десять за десять лет, все практически одинаковые. Письмо матери-настоятельницы, напоминающее, что келья готова. Льстивые обороты, любезность и елей. Еще бы! Черная герцогиня была щедрой постоялицей! Судя по некоторым записям, она везла с собой от десяти до пятидесяти тысяч золотом! Неужели поездка в собственной карете почти до границы с Монданом, три недели на воде и хлебе, а потом назад на той же карете, с тем же кучером стоила таких денег?