Недовольными остались разве что собаки, которым ценного «Гекторгри» не перепало, поскольку над трупом Гектора, сурово бдя, стояли Афродита и Аполлон, первая — с драгоценными маслами, второй — хмуро бормоча «я тучка-тучка-тучка» и образуя для трупа приятный тенечек.
Надо думать, Афродита и Аполлон программой торжеств тоже не были особенно осчастливлены. А, да, Ахилл тоже оставался стабильно недоволен, поскольку после игр сначала опять рыдал, а потом решил развеяться, пошел среди ночи, потаскал еще труп Гектора вокруг погребального кургана на колеснице (о том, бегали ли за колесницей Афродита и Аполлон, сурово бдя, аэдами так и не было сказано).
В общем-то, положение «труп Гектора лежит бесхозный, собаки не едят, Ахилл таскает за колесницей» примерно на одиннадцатый день уже начало серьезно напрягать богов на светлом Олимпе. Потому что неэстетично, неэтично, и вообще, вон Аполлон уже негодует, потому что ему надоело изображать тучку.
— А давайте Гермес его просто сопрёт? — выдвинулся какой-то генератор идей.
— Во, спасибочки, — приуныл Гермес, воображая себя с одиннадцатидневным кадавром Гектора в объятиях.
— А это вообще нормально? — призадумались Гера, Афина и Посейдон. — То Зевс гоняет Таната с Гипносом своего сынка смертного хоронить, то теперь Аполлон в роли тучки. Может, как бы, уже и сказать герою, что он поступает нехорошо?
— Ша, народ, — выдал Громовержец, — сейчас сделаем.
После чего к Ахиллу была отправлена его мама, а к Приаму — Ирида, обе с похожими вестями.
— Сыночка, — сказала Фетида. — Твои покатушки с Гектором на колеснице Олимпу как-то уже и фу. Так что придет к тебе Приам, а ты… нет, не за ногу и об стенку. Нет, не привязать к колеснице. Нет, там другая воля богов. Да, сыночка, разговор будет долгий…
— Бери шинель, пошли домо… э-э, бери дары, пошли к Ахиллу, — сказала тем временем Ирида Приаму. — И это. У тебя тут вокруг трона куча громко рыдающих сыновей, до них только сейчас дошло, или они за все одиннадцать дней не охрипли?
Приам внял воле богов, наготовил даров, отцепился от жены и громко рыдающих сыновей и поехал в стан греков. По дороге отряд из Приама и даров усилился еще и Гермесом (который, видимо, все же решил поучаствовать). Гермес провёл Приама в лагерь мирмидонян — и се, великая встреча состоялась.
— Ой, какой ты трогательный, — сказал Ахилл, глядя, как Приам рыдает у его ног. — Чот я сам папку вспомнил. Ну, хватит уже валяться, я сегодня гостеприимный, вставай, садись, поговорим.
Робкий вяк Приама на тему «да я не встану, пока ты мне тело сына не вернешь» был пресечен насупленными бровями и четким: