И вот теперь аппарат абонента выключен.
Всё ещё веря в чудо, я снова вызвала Макса. Бесполезно…
— Что ты так мучаешься?
Я вздрогнула. Размечтавшись в квартире Корышева на его диване, я как-то забыла о его существовании. Он же сидел на прежнем месте, только чуть развернулся, видимо, руки затекли.
— А ты что, утешить хочешь? — огрызнулась я. — Тогда скажи мне, где Макс?
— Сними наручники, мне переодеться нужно.
— Надо было соглашаться, когда тебе предлагали. Жди теперь. Ребята приедут, они тебя и переоденут.
Корышев тяжело вздохнул:
— Да не бойся ты, я уже совершенно очухался. Голову распирает, но это просто давление никак не успокоится. Кидаться на людей мне не с чего.
— Мне не оставили ключа, а открывать наручники скрепкой я не умею, — я встала с дивана. — Где здесь аптечка?
— Зачем тебе?
— Дам тебе что-нибудь от давления.
— В кухонном буфете правый верхний ящик.
Я перебрала упаковки с лекарствами, нашла нужную и принесла Корышеву таблетку и стакан воды. Он послушно открыл рот, а потом жадно осушил стакан.
— Спасибо, Авва.
— Как ты меня назвал?!
Корышев захлопал глазами:
— Ты что, впервые слышишь?
Нет, конечно, не впервые. Сначала я узнала, что Эрика за глаза называют Айболитом, и это мне даже понравилось. Нравится ли Эрику, неизвестно. Сомневаюсь даже, что он в курсе. А вот потом я выяснила, что у книжного Айболита была верная помощница — собака Авва, и у нашего Айболита тоже такая есть, и это я.
— Не называй меня так. Мне не нравится собачья кличка.
— Все претензии к Чуковскому, — пожал плечами Корышев.
— Откуда ты знаешь об этом? Я не помню, чтобы ты бывал у нас в подвале за то время, пока Эрик там работает.
— Да это весь Питер знает, — пожал плечами Корышев. — Все питерские кикиморы, кто и не бывал у вас в подвале, всё равно знают, что там есть добрый доктор и его очаровательная помощница.
— Не зли меня!
— С утра ты не была настолько злой. С утра ты меня жалела, одеялком вон накрывала…
Слово «одеялко» Корышев произнёс с насмешкой. С мягкой, но всё-таки насмешкой.
— Я тогда не знала, что ты мне солгал.
Корышев пошевелился, подёргал затёкшими плечами.
— Послушай меня, Лада, — сказал он спокойно. — Если мы сейчас дождёмся возвращения дружинников, это ничего не даст. Они могут отвезти меня к вам на Черняховского и сунуть в камеру. Могут наколоть меня ментолином и дождаться, пока я сдохну от нескольких инсультов подряд. Могут придумать мне ещё какую-нибудь пытку. Это бесполезно, потому что они услышат только «я ничего не знаю». Но…
Он выгнулся, покрутил головой, покачался из стороны в сторону.