– Вы держите меня за дурака?! – прорычал дон Мигель. – Вам прекрасно известно, что Эстебан в Санто-Доминго! И как знать, кто на самом деле является отцом Изабеллы и Диего!
Будто проклятый кинжал вонзился ей в грудь…
Это было самым чудовищным обвинением, которое де Эспиноса мог бросить своей жене. Судя по всему, даже сквозь пелену гнева он осознал, что зашел слишком далеко, поскольку вдруг обмяк и разжал пальцы. Беастрис шарахнулась от мужа, душевная мука и жгучая обида заслонили ужас перед его яростью и боль физическую.
– Подите прочь, дон Мигель, – безжизненным голосом проговорила она.
Опомнившись, муж шагнул к ней и глухо пробормотал:
– Беатрис…
– Нет! – воскликнула она, отшатываясь. – Не прикасайтесь! Не смейте прикасаться ко мне!
Де Эспиноса больше не произнес ни слова, и, сгорбив плечи, вышел из комнаты, а Беатрис, проплакав почти всю ночь, забылась тяжелым сном и даже не услышала, как рано утром он уехал в порт.
Когда сеньоре де Эспиноса сказали об этом, на ее губах появилась горькая улыбка: она вспомнила свою свадьбу. История повторялась, но на этот раз Беатрис чувствовала только опустошение. Вряд ли ей стало бы легче, знай она, что ее муж также не сомкнул глаз в эту ночь…
Кинжал де Эспиноса узнал сразу: он сам подарил его Эстебану. Нахмурившись, он вчитался в письмо – и словно небо рухнуло на него. За витиеватыми фразами и бесконечными заверениями Фернандо в преданности стояло нечто, непостижимое для его рассудка.
Беатрис неверна ему? У нее была многолетняя связь с… Эстебаном?! С Эстебаном, бывшим для него не просто сыном покойного брата, а самым дорогим человеком, на которого он перенес большую часть испытываемой к Диего любви!
Пальцы судорожно сжались, сминая листы. Дону Мигелю хотелось отшвырнуть их, как если бы в его руках оказалось мерзкое ядовитое насекомое. Но потом его взгляд упал на кинжал. Мог ли Эстебан быть способным на такое гнусное предательство? А Беатрис? Неужели под прекрасной оболочкой скрывается черная бездна? От века Враг рода человеческого избирает дочерей Евы своими орудиями, чтобы искушать смертных.
Вздор! Он, Мигель де Эспиноса, никогда не страшился ни дьявольских козней, ни сладостных сетей, расставляемых им. И он немедленно пойдет к жене и спросит у нее. Какое-то объяснение есть, он был почти уверен. Почти…
Но то, что произошло в спальне… Беатрис лепетала что-то маловразумительное, и призрачные демоны подозрений обрели плоть и острыми когтями впились в его душу. Ужасные слова сорвались с его губ, прежде чем дон Мигель успел понять их смысл. Он многое бы дал, чтобы обратить время вспять.