Молчун тоже был недоволен, но только из-за того, что страдала Душечка. Он был согласен с моей оценкой перспективы, даже несмотря на то, что это подразумевало вероятную передачу колдунье бразд правления.
— Что-то морочит нас, — постановил Лейтенант, — и сбивает с нужного пути.
Это было очевидно. Как бы мы ни старались, на закате солнце стояло прямо перед нами. На рассвете — было ровно позади. Поле Душечки было слишком ограниченным, чтобы противостоять колдовству дальше, чем за сотню футов. Те, кого она не могла прикрыть, волочили ноги еле-еле, как зомби.
Наши колдуны могли разобраться с наваждением, но и им приходилось тащиться вперед вместе с остальными.
Итак, вот она. Деревня Голодных Призраков, где неупокоенные души, бывшие когда-то людьми, жили в давнем и ужасающем убожестве. Мне вспомнилась пещера, в которой с десяток тысяч лет обитали летучие мыши. Бессмертие голодных призраков не способствовало ни процветанию места, ни хотя бы элементарной гигиене. Еще одно подтверждение тому, насколько ужасным может быть нарушение естественного порядка вещей.
Наши чародеи уселись в ряд, плечом к плечу. Они рассматривали руины — те были настолько древними, что едва ли могли оказаться остатками сооружений, возведенных людьми. Полночь стояла на коленях между Гоблином и Одноглазым, готовая внимать и учиться. Оставшаяся часть Отряда должна была стать лагерем в полумиле от нас, по ту сторону старого брода пересохшей реки, возле озерца с дрянной водой, которое питал не менее дрянной ручеек, что, по всей видимости, когда-то обеспечивал водой деревню. Остатки акведука еще помнили, что здесь было поселение. Душечка играла роль антимагического заслона, расположившись так, чтобы иметь возможность как наблюдать за происходящим, так и защищать нас — горстку засранцев, которые отправили своих помощников ставить за них палатки, покуда сами заняты делом куда более интересным.
Я едва держался в пределах Душечкиной безмагии, слыша призрачный зов деревни, который манил за собой так же бескомпромиссно, как земное притяжение. Несмотря на наши усилия, рано или поздно кто-нибудь сорвется и вломится туда.
Гоблин изрек:
— Они привязаны к этому месту. Не могут никуда деться без тела, которое бы их приняло. Но если они покинут деревню, а их носитель умрет, они умрут вместе с ним.
Одноглазый заметил:
— Это они порождают какую-то хрень, похожую на зову сирены, правда? Мы с трудом это сдерживаем.
— Госпожа знала, — сказал я Лейтенанту, а он передал мои слова Душечке.
Она кивнула. Она не проявляла беспокойства — здесь, в пределах своей безмагии она обладала преимуществом перед всеми нами, не испытывая стремления отправиться навстречу собственной гибели. Неужели ей совсем не было страшно?