Помощник Патриарха Московского и всея Руси епископ Иннокентий принял главного кладбищенского смотрителя Москвы во вторник, 24 июня. Почти три месяца, прошедшие со дня беседы Хвостова с заместителем мэра, Матвей Иванович потратил на знакомство с шестью десятками московских кладбищ, но успел побывать едва ли на половине столичных погостов. Убедившись, что человеку, только что пришедшему в систему ритуального обслуживания населения, с налету разобраться в тонкостях невозможно, он решил посоветоваться с теми, кто мог считаться в этом деле специалистом. Владыка Иннокентий как раз и отвечал в Московской епархии за состояние православных погребений и храмов, которые располагались на территории кладбищ.
Строго говоря, было как раз наоборот — кладбища на протяжении веков возникали около церквей. И только после революции, когда церкви заменили партийные и государственные учреждения, хоронить людей стали где угодно, в неосвященной земле… Действительно, не устраивать же кладбища вокруг райкомов партии! Правда, на Красной площади у Кремлевской стены все-таки создали главное кладбище Советского Союза. Не лежать же Ленину в одиночестве…
Епископ Иннокентий последние годы был озабочен тем, чтобы на каждом православном кладбище столицы и области была возведена хотя бы часовня. То, что на одном кладбище рядом с православными покоились католики, иудеи, мусульмане, а в большинстве своем атеисты, роли никакой не играло — Бог, по определению, един. Епископ знал примеры, когда в западных областях при необходимости православный священник мог отпеть католика и, наоборот, — ксендз молился за православного. И только закоренелые атеисты обходились вообще безо всякого напутствия, оно им было просто не нужно.
Кабинет владыки в здании Московской патриархии был небольшим и уютным. Стены были завешаны иконами, в простенке между окон висел портрет Патриарха. Высокий седобородый епископ приподнялся, протянул Хвостову белую холеную руку и жестом указал на кресло, стоявшее у стола.
— Наконец-то изволили пожаловать, Матвей Иванович, — произнес он глубоким зычным голосом человека, привыкшего произносить проповеди. — Я уж думал, самому придется к вам на аудиенцию напрашиваться.
Хвостов слегка покраснел.
— В суть дела входил, владыко…
— Ну и как, вошли? — прищурился епископ.
— Вошел… — хмыкнул «главный кладбищенский сторож». — Так вошел, что выйти не могу.
— Что ж так?
— Знал я, что вокруг кладбищ атмосфера, прямо скажем, удушливая… Но чтобы до такой степени! — Хвостов развел руками.