Однако он ушел — и это было ее первое разочарование.
Второе постигло ее к исходу второй недели ожиданий: он не вернулся.
Когда же она почти смирилась с тем, что ее старый лекарь оказался прав, а она ошиблась, ей внезапно доложили, что наемники вернулись. Их задержали у ворот, и они безропотно сложили оружие, а их предводитель смиренно просил аудиенции леди Ройз.
Как же возликовала ее душа! Нечасто ей доводилось волноваться так, что дыхание сбивалось, сердце учащенно колотилось в груди, а щеки жгло терпким жаром. Лекарь Филипп, глядя на нее, неодобрительно хмурил почти безволосые брови и жевал старческими сморщенными губами.
— Вы опять поступаете безрассудно, миледи. Однажды вместо виселицы вы даровали этим разбойникам свободу, а теперь они вернулись. Вам следует гнать их в шею, и подальше отсюда!
— У меня на них другие планы, Филипп, — стараясь унять волнение и дрожь в голосе, ответила Гвен.
— Планы? — Филипп нахмурился пуще прежнего. — А почему это вы так зарделись, миледи?
— В кабинете душно, — Гвен опять почувствовала к своему старому верному другу легкую неприязнь.
Ах, Филипп… Милый, добрый, старый Филипп… Ведь он действительно печется об интересах Гвен, его послушной маленькой девочки, которую буквально вырастил с пеленок.
Но она больше не маленькая, и сейчас он ей мешает. Он никогда не сможет понять ту бурю чувств, которая разбушевалась у нее в душе. Он никогда не сможет разделить ее радость.
Радость от того, что она победила. Радость от того, что капитан Грейв сейчас придет говорить с ней. Радость от того, что он будет просить ее принять их на службу… от того, что он присягнет ей.
Нет, Филипп не должен присутствовать при ее разговоре с Грейвом.
Никто не должен.
— И что же это за планы, позвольте узнать? — не унимался Филипп.
— Они поступят ко мне на службу.
— Дитя мое, — вместо гнева на лице Филиппа отобразились мольба и отчаяние, — вы не понимаете, что делаете! Разбойники — на службу в замок? Вы хотите, чтобы это отребье встало в ряды вашей стражи бок о бок с прославленными рыцарями?
— Это отребье перебило почти два десятка моих лучших бойцов. Значит, не такие уж они и никчемные, — жестко возразила Гвен, чувствуя, как к ней начинает возвращаться самообладание, а волнение отступает куда-то глубоко.
— А разве вас не тревожит, что когда вы поставите врагов рядом друг с другом, в рядах наших воинов больше не будет мира и согласия? Их же ненавидят! Как вы собираетесь преодолеть эту ненависть?
Гвен пожала плечами.
— Меня это не тревожит — это должно быть их заботой. Кто не справится — уйдет.