— Уйдет… — лекарь Филипп горько покачал головой. — Или, может быть, их одного за другим будут находить во рву с перерезанным горлом. Ваши люди не отступятся от жажды мести!
Гвен нахмурилась, твердо решив прекратить перебранку со старым лекарем.
— Пусть попробуют. Я не жестока, но не потерплю неповиновения в своем собственном замке. А теперь ступайте, Филипп, я должна подготовиться ко встрече.
— Как?! — старый лекарь выглядел ошеломленным. — Вы меня гоните?
— Называйте это как угодно, мой друг. Но с капитаном я буду говорить одна.
Сморщенный рот несчастного лекаря несколько раз дернулся, складываясь в неровную букву «О», но он поджал губы, запахнул на плече свое сползшее бесформенное одеяние и с достоинством поклонился.
— Как пожелаете, моя госпожа.
Филипп удалился со всей гордостью, на которую был способен, невзирая на свою разбитую подагрой ногу, которую он слегка подволакивал. Но Гвен не сомневалась, что там, за дверью, он тут же велит Майлзу Кроу, начальнику ее личной стражи, усилить охрану возле ее кабинета.
Оставшись одна, Гвен вновь почувствовала легкое волнение, но оно было странно приятным. Подойдя к окну, она распахнула ставни пошире, впуская теплый, напоенный недавними дождями воздух, а затем велела страже впустить наемника.
* * *
Дожидаясь аудиенции, Грейв едва ощутимо нервничал, и это ему опять не нравилось. Он усиленно пытался себя убедить, что на его решение повлиял лишь здравый смысл. Ведь с какой стороны ни посмотри, служба в замке всем лучше, чем бродяжничество по чужим, порою враждебным землям в поисках сомнительной работы.
Утром того дня, когда они снимались с лагеря на подходах к замку, Грейв основательно вымылся в узком быстроводном притоке реки Жемчужной, по обыкновению тщательно вычистил зубы кусочками дубовой коры, к чему его с детства приучил лекарь и благодаря чему они до сих пор были белыми и крепкими, вымыл и хорошенько расчесал гребнем волосы, которые уже давно было бы неплохо показать цирюльнику, тщательно побрился острым лезвием кинжала и натянул на себя с вечера выстиранную и высохшую за ночь одежду.
Одежда, правда, была слегка влажной, но по крайней мере, больше не воняла дымом, сыростью и многодневным потом — конским и его собственным.
Приводя себя в порядок перед встречей с леди, он вдруг явственно ощутил, насколько сильно его нынешний облик отличается от того, прежнего… Тогда он был гордым и даже несколько тщеславным: он никогда бы не надел плохо сшитой одежды, никогда бы не довольствовался плохо подогнанными доспехами, которые его оруженосцы полировали ежедневно и старательно, никогда бы не сел верхом на коня, если он был не самой лучшей породы и не стоил ему целого мешка денег… И его меч — как верно подметила леди Ройз — был выкован самым лучшим мастером из стали высочайшего качества. Свой меч, в отличие от одежды, доспехов и коня, он не доверял никому. О, как он гордился собой, когда побеждал в битвах! Большей частью эти битвы случались на турнирных ристалищах, где он мастерски бил и копьем, и мечом, но случались и настоящие войны, которые закалили его, сделали сильным, научили быстроте и смекалке.