Худая неприветливая женщина провела их в комнату Апаи. Он восседал в плетеном кресле-качалке, погребенный под кучей расшитого тряпья и оленьей шкурой. На столе перед ним лежали карты, бумаги с закорючками, похожими на червяков после дождя. Если бы Мара не интересовалась заранее, ни за что бы не догадалась, что эти символы – и есть письмена инуитов. Их язык, инуктитут. В центре стола курилась эта смрадная дрянь, от которой резало глаза, но никто и не думал открыть окно. И что за северный народ мерзнет, когда тут от пары секунд футболка липнет к лопаткам?!
Все стояли в полной тишине и смотрели на ангакука. Тот был так стар, что из-за его обвисшей кожи не было понятно, закрыты глаза или открыты. Длинные густые волосы были абсолютно белыми, как у Брин. Лоб напоминал карту звездного неба из-за проступивших на нем коричневых пятнышек. Мара не решалась нарушить тишину, но ей уже порядком надоело вот так стоять, не дыша, и гадать, видит он их, спит или вообще помер. Последний вариант, правда, она с облегчением отмела, когда заметила, как он немного пошевелился. Но больше всего она недоумевала: с чего Сэм решил, что Апая вообще сможет посвятить Роба в перевертыши? Шаман с трудом дышит, а если им предстоит плавание и подъем в горы, то как они его собираются туда нести? И, самое обидное: почему дед думает, что ей будет трудно? То есть Апая, значит, вспрыгнет козликом на самую вершину, а она, Мара, будет еле волочить ноги? Нет, логику в этом она отказывалась видеть наотрез.
Когда она решила, что цель их визита состоит в ритуальном стоянии напротив ангакука и мучительной смерти от удушья, старик, по сравнению с которым Сэм Нанук казался неоперившимся птенцом, зашевелил губами. Мара превратилась в слух, подозревая, что ничего громче Апая сегодня не произнесет. Однако тот заговорил на удивление четко и звучно:
– Привет, Сэм. Привел, наконец, обоих внуков?
– Да. Мара, Роб, подойдите ближе.
– В твоем роду всегда было двое. Мальчик, девочка… Берлога полна, а, Сэм?
– Полна. Но она – не медведь.
– Знаю. И ты знал, что так будет, когда привез сюда зимнюю и сделал своей женой.
– Ничего. Двое из детей Мэри – медведи.
– Ты ведь ненадолго? – спросил Апая, и в комнате стало тихо.
И только ощутив толчок в спину, Мара поняла, что ангакук обращается к ней.
– Нет… – она прочистила горло. – Нет, сэр.
– Голос Иниры… Наша ночная звезда вернулась на землю.
– Что? – нерешительно прошептала Мара, не понимая, можно ли задавать вопросы.
– Инира. Ее имя означает «ночная звезда». Я дал ей его. Видел в ней свет. Подойди. Да ближе, ближе, я не такой медведь, как твой дед. Покажи этот шрам.