Поэтому и решил он подать заявление в низовую ячейку РКП(б) — партийную организацию при губернской тюрьме. Однако объявлять поостерегся: лучше подождать, пусть обстановка прояснится — ну чтоб никаких сомнений! Уж тогда и он западет в разящую обойму большевизма.
Мир принадлежит нам — и мы продиктуем свои условия.
Косухин снова и снова расспрашивает Александра Васильевича о золотом запасе. Его интересует точная цифра. Не может ли адмирал вспомнить, сколько золота отбыло с ним из Омска? Вот листок, пусть проставит цифры…
Не понятно?..
— Гражданин Колчак, нас интересует все о золотом запасе, любая подробность, — говорит Денике.
Ну не следователь, а пиявка.
Александру Васильевичу уже ясно: уперлись чехи, не выдают золото. Ай да Сыровы!
— По моему приказу для расчета с союзными державами еще до катастрофы… собственно, нашего отступления… было вывезено из пределов России золотых слитков на сумму 242 миллиона золотых рублей, — выводит цифры Александр Васильевич и проставляет примерные дни и месяцы данных операций. — Есть ведомости и прочие документы. Повторяю: ни одного грамма золота не пропало в частных руках, кроме эшелона, захваченного… господином Семеновым…
Александр Васильевич не смог (язык не повернулся) назвать Семенова ни атаманом, ни командиром корпуса.
Должен товарищ Косухин получить золото. Для этого и послал его Особый отдел Пятой армии. Знает каждый здесь, в кабинете следователя, что это личный и самый важный приказ вождя революции товарища Ленина.
Кашель не дает Косухину вести допрос, до багровой натуги и слез стрянет воздух в груди. Ему дело надо проворачивать, а тут кашель, лихорадка, задых! Для того ли он прорезал колчаковско-чешские тылы, чтобы здесь, у самого дела, распустить слюни.
Торопит Косухина генерал Каппель: с каждым часом ближе и ближе его армия. Все дела в Иркутске делаются с оглядкой на Кап-пеля. Тут даже если взять золото — а дальше?.. При таком раскладе не уйти — пусть даже каждый красногвардеец понесет по килограмму народного золота. Озвереют белые, возьмут след и не отстанут, да и вся сибирская рвань увяжется. Промысел на тыщи пудов золота…
Аж потом отходит при таком воображении посланец Особого отдела армии. Как быть?..
Флор Федорович Федорович уже часа полтора держит путь к губернской тюрьме. Он в белых, подвернутых под колено пимах, затерто-сероватом офицерском полушубке с маузером на боку и толстенных варежках, подшитых к шнуру, пропущенному через рукава. На мохнатой шапке — красная лента. Дыхание шумное, нездоровое: барахлит сердчишко, жмет за грудиной.