Судя по сжатым зубам и хмурому взгляду, мои слова не на шутку разозлили Артема, чей юношеский максимализм не давал ему взглянуть на проблему со всех углов.
— Скрывать эмоции, говорите? Да нет у него никаких эмоций. Он любящий только себя чертов мех. И вместо сердца у него кусок железа…
— Прекрати! — не выдержала я, — думаю, наша прогулка подошла к концу. Я внезапно поняла, что неважно себя чувствую. Еще увидимся.
С трудом поборов желания потаскать зарвавшегося парня за ухо, я резко развернулась, и направилась в сторону каюты Джо, собираясь излить на приятеля все свое негодование, накопившееся после общения с братьями Волковыми.
— Два идиота, вот честное слово, Джо, — жаловалась я лучшему другу, лежа на кровати в его каюте и попивая вино из пузатого бокала, пока он, прядь за прядью перебирал мои волосы. Дело было к вечеру, избавившись от верхних юбок, я расстегнула пару пуговиц корсета, и изучала свои обтянутые в чулки ноги, — один прохода мне не дает, а второй, как капризный ребенок, лелеет свои обиды. Разобрались бы уже между собой, поговорили, как нормальные люди.
— А тебе не кажется, что ты чересчур близко к сердцу воспринимаешь их вражду?
— Ничуть! Я просто… — собралась возразить, а аргументов-то нет.
Я действительно заморочилась тем, что, по большому счету, меня не касается. Но как объяснить это проклятому сердцу, которое рвется в бой, зная, что кто-то незаслуженно страдает.
А Макс страдал. Пусть на его вечно ухмыляющемся, породистом лице прочесть это невозможно, внутри я знала, что ненависть брата больно бьет по его чувствам.
Желание помочь ему было сильнее меня. Ну и не последнюю роль сыграло стойкое убеждение, что страдать он должен только от моей руки, и ничьей больше. А уж я-то оторвусь!
— «Просто» что? — не унимался Джо.
— Просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала, — выкуси! — как только дирижабль приземлится, мы помашем им всем ручкой, но до этого момента я не хочу видеть, как эти двое волком друг на друга смотрят. Какая все же говорящая у них фамилия, — хихикнула я, отчетливо понимая, что перебрала с алкоголем.
Входная дверь вдруг резко распахнулась, издавая протяжный скрип. Вспомнишь черта!
— Можно увезти девушку из кабаре, но кабаре из девушки — никогда, — войдя внутрь и оглядевшись, протянул мех.
При виде небрежно закатанных рукавов белой рубашки, спадающих на глаза черных прядей и недовольно поджатых губ, я замерла и, кажется, даже не дышала так долго, что началось головокружение. Хотя, может всему виной было выпитое вино, утверждать не берусь.