Да меня же сразу раскусят и в лучшем случае велят убираться ко всем чертям, а в худшем — схватят и казнят. И только сидящий напротив мех, что не сводил с меня задумчивого взгляда, казался спокойным, как удав.
Псих, что с него взять?
Заявив утром о том, что единственное, что его волнует это деньги, он в своей обычной шутовской манере отвесил мне поклон и вышел из комнаты, оставив меня наедине с бессильной яростью, мечтающую о том, как выбью из него бесящую невозмутимость и уйду из его жизни с гордо поднятой головой.
Через некоторое время горничная принесла конверт с запиской и квадратную, бархатную коробочку, в которой я, к своему удивлению, обнаружила ту самую диадему, что когда-то принадлежала князю Олсену.
«Мне кажется, она прекрасно дополнит твой образ. Надень ее в театр и ничего не бойся. Я буду вечером, если что-то понадобится, Мэт в номере триста двенадцать. Макс».
Коротко и ясно. Его обычная манера изъяснятся.
Надеть диадему, что была украдена у самого князя и не бояться. Бред, но я, почему-то, послушалась. Она действительно прекрасно смотрелась на моих волосах, дополняя образ сказочной принцессы. И плевать, если Кристиан появится там и узнает украшение. Совру, что была не в курсе, а это подарок Макса. Пусть мех сам разбирается.
Вечером за мной зашел его приятель и провел к ожидающему меня экипажу, внутри которого уже сидел одетый с иголочки Волков.
Не подав ему руки, я, без чьей-либо помощи разместилась напротив, сложила ладони на колени, и демонстративно отвернулась к окну. Не знаю на что надеялась, может хотела разозлить гада, но раздавшаяся в ответ ехидная усмешка вконец испортила настроение.
— Когда ты дуешься, становишься похожа на одну маленькую капризную девочку, с которой я познакомился несколько лет назад. Такие же глазки, курносый носик и выпученная вперед пухлая губа.
— Я уверенна, что за всю жизнь таких «девочек» у тебя было не счесть, — бросила я, игнорируя болезненное чувство, что диким ураганом прошлось по сердцу. Ревность.
Жгучая. Слепая. Острая.
— Каюсь, грешен, — он резко схватил меня за руку, и вот уже через секунду я сижу у него на коленях, чувствуя, как металлическая ладонь сжимает скрытое тонкой тканью бедро, — но только одна сумела острой занозой пробраться под кожу.
Не знаю, кого он имел в виду, меня, или ту девочку, о которой вспомнил, но хриплый шепот в темноте, заставил меня запрокинуть голову и уставиться в серые глаза, в глубине которых плясали яркие огоньки.
— Ты ее любил? — даже не поняла, произнесла ли я это в голове или вслух, но судя по раздавшемуся в ответ смеху, меня услышали.