– Я вовсе не одна, – отдернула Нина его руку, – за стеной Григорий Васильевич живет, он еще крепкий мужик и у него ружье есть, – последнюю фразу она кинула гостю с вызовом.
– И к хозяевам жизни местным в машину садиться не нужно, держи дистанцию, – голосом нудного отца продолжил Степан. – Если что – отмажутся, с них как с гуся вода, тебя же еще виноватой выставят. Понимаешь, про что я?
– Я к тебе спешила, – совсем разобиделась на пациента фельдшер, – если бы ты не упрямился как осел и в больницу поехал, мне к нему и не пришлось бы подсаживаться.
– Еще раз прости, если лишнего наговорил, сорвалось, – Степка сгреб посуду в раковину и поставил на плиту чайник.
– Степ, иди спать.
– Я и так халявщик, дай хоть посуду помыть, – буркнул он.
– Иди ложись, халявщик, – уже мягко добавила Нина, оттаивая, – что я две тарелки не помою.
Пациент послушно побрел в зал.
– У тебя уютно, – крикнул он ей из-за двери.
«Да уж, сначала гадости наговорят, потом комплименты делают».
Нина неспешно вымыла посуду, протерла стол, развесила сушиться кухонные тряпки и полотенце. После напряженного разговора со Степкой в душе был какой-то раздрай. «Почему я не сдержалась, кричать кинулась, разревелась при чужом человеке. Истеричка», – корила она себя. В свое короткое замужество таких вещей она себе не позволяла. Пашка был из интеллигентной семьи, мама кандидат там каких-то наук, папа тоже не из простых. Нравилась ли им Нина, дочь слесаря и нянечки? Сложно сказать, с ней они всегда были подчеркнуто вежливы и на вы. И она тоже старалась подражать свекрови, держать себя в руках, управлять бушующими внутри эмоциями. Как настоящий аристократ Пашка посуду за собой не то чтобы не мыл, а даже не соизволял донести ее до раковины, и вообще, как многие сильно «интеллигентные» люди был свинтусом в бытовых мелочах, но Нина терпела. Хотелось дать хорошую затрещину, а она улыбалась, отшучивалась, а надо было, наверное. С мужа она сдувала пылинки и не могла надышаться: как же, такой видный парень, студент универа, обратил на нее внимание, сразу замуж позвал. Ей в душе всегда казалось, что она надкусила чужой пирог. Поэтому, когда в один прекрасный (ужасный) день муж пришел и буднично бросил с порога: «Я полюбил другую», Нина не удивилась. Мама подбадривала: «Хорошо, что не успели завести детей». А Нине, двадцатилетней дурехе, очень хотелось себе ляльку, но у Паши карьера, какие дети, и она смирилась… а, как оказалось, все к лучшему.
Нина по жизни была везунчиком, у нее всегда все оказывалось «к лучшему». Например, она очень хотела настоящую свадьбу, с платьем в пол, фатой, букетом невесты, выкупом и шумным застольем. Раз в жизни можно ведь почувствовать себя принцессой. Отец тогда был еще здоров, подкалымливал, и семья могла себе это позволить. Но Пашкины родители сказали – мещанство, зачем тратить на ветер деньги, и Нина уступила. Они с Пашкой просто расписались, а потом посидели с родителями за столом у Нины дома. И все торжество. Правда невеста все же купила себе скромное белое платьице до колен, а в волосы вставила кремовую розу. И сама себе казалась прихорошенькой, и Пашка ее хвалил, и тискал, и смотрел с обожанием... Где-то до сих пор, в недрах старого компа хранится их совместная фотография на пороге ЗАГСа – молодые и счастливые – рука не поднялась стереть. Мгновения счастья надо бережно сохранять, их так мало.