Мы пересекли черту посёлка, завод. Смысла спрашивать у Кости, не хочет ли он завтра забрать машину от дома, не было, он бы пошёл в отрицание, ну, или, как минимум, долго прокружил бы голову. Талант задалбывать человека в нём присутствовал в бесспорном достатке. Костя умел, а главное, любил ковыряться в чужих шкафах, как в присутствии человека, так и без него, в компании или наедине, по делу и без. Для меня это наиболее вопиющее из его негативных качеств. А когда у него ещё и причина имелась, получалось страшное дело, подбирал удачный момент тет-а-тет или с несколькими зрителями и брался за человека всерьёз, планомерно, целенаправленно капая в одно и то же место, пока не добьётся психоза, срыва или не доведёт до слёз. Видимо, возникающий комплекс эмоций доставлял Костику удовольствие, но не исключено, что сам он видел в своих действиях помощь, обставляя поступок добрыми намерениями решить проблему неким вызывающим психоанализом. Может, и так, хотя я в то особо не верю, по мне всё проще и скрыто в его скандальном типе личности, где он стоял выше других.
Я припарковал машину Кости и был любезно им отпущен, услуга «трезвый водитель» себя исчерпала. Такси было вызвано ещё на подъезде и уже нас ожидало, ехали с Ромой в одно место, добрались быстро. У дома хотели быстрее попасть в кровати, а все дела отложить до завтра, но с каждой преодоленной ступенькой подъезда сон отступал, и мы надумали притормозить в самом популярном для нас двоих месте встреч — на лестничной клетке у окна, покурить, а ещё стали обдумывать возможность бессовестно разбудить Диму.
После серии безрезультатных звонков на телефон ранним утром мы смирились, ему повезло, мы отстали. Намерение предупредить и всё рассказать сорвалось, нам пришлось дожидаться следующего дня. Дима обычно уезжал рано, и застать его утром, когда мы просыпались, шансы были не велики.
Что я могу рассказать о Диме… Очень многое, но не буду, выдам лишь меньшую и не самую интересную часть, из не сильно аморального, дабы не осквернять его светлый образ. Не смотря на множество абсолютно необъяснимых его поступков, пьяных выходок с весьма тревожным подтекстом и всех событий, что с ним происходили без его вины, но словно притягиваясь именно к нему, чувствуя, что с Евреем что-то не ладно, Дима, крайне положительный человек, удивляющей своей безукоризненностью и прямотой. Держать ухо в остро с ним следовало лишь касаемо денег и то в плане необходимости крепко отстаивать своё и осаживать его в периоды, когда начинал наглеть, не более, в честности сомнений не возникало ни разу в жизни. Всё остальное контролировалось его непомерной совестью и впечатлительностью…