Именно от подобного нагловатого отношения, наш друг и предпочитал суетить по-своему, на стороне, тихо, мирно, как ему угодно. Дима всегда ждал от соратников подчинения, а не споров и подобного, без чего никогда не обходилось наше с ним сотрудничество. Выражаясь откровенно, Дмитрий давно решил не иметь с нами серьёзных дел, считая безответственными, ленивыми пустозвонами, и, по правде, вполне заслуженно.
Лишь у меня время от времени находилось то, что я мог ему предложить, так сказать, заманить. Некий сладкий способ заработка или левая схема, где я выступал неотъемлемой частью, и он просто не мог от меня избавиться, вот и приходилось мириться со всеми недостатками, идущими в комплекте со мной. Он всегда сам решал, стоит присоединяться или нет. И если соглашался, то только на время, думаю, в качестве постоянного рода деятельности, совмещение собственных усилий с моими Еврей никогда не рассматривал.
Я уже не раз проталкивал сквозь его отрицание рисковые, неугодные Диминому мировоззрению проекты. Пару из которых он после даже оценил, отметив, как особо стоящие, однако через какое-то время его всегда начинала мучить совесть, раскрученная собственным разумом, тянуло на высокое с вытекающими моральными терзаниями.
Если Диму кто и мог уговорить, так это я и один из десятка опробованных мною подходов, все довольно прямые, а различались областью применения и степенью наглости. В принципе, в такие моменты была важна лишь одна деталь — достойный прикуп. Это лучший рычаг давления на его разум и единственный способ переубедить, хоть и на ограниченный срок.
В отсутствие альтернатив, было решено так и поступить, и что Дима переживёт.
— Расплата за новый, модный костюм, — пошутил я, хоть мы и выбрали ему весьма своеобразную, сказал бы, вызывающую версию новой защитной формы.
— Ага, он оценит! — подхватил Рома, издеваясь над Костиным неведением.
Пока мы с ним ржали, собственник авто пытался понять, в чём тут дело.
Расположение потенциального склада совпало с маршрутом следования домой. Всё подошло, быстро закинув ящики, мы уехали без задержек, в своеобразном, весьма неопределённом настроении, окончательно выбившись из сил.
— Вот видите, как! Вроде имеем нечто ценное, уже в руках, а сделать ничего не выходит, — хотя бы чуть-чуть развеяв воцарившееся молчание, цинично усмехнулся Костик и неспроста: — Взбудоражили меня, заинтересовали и обломали… — пожаловался он с намёком на нашу провинность.
— Бедный, — артистично сарказмируя, пристал к нему Рома, поднимая на смех его прозрачный намёк. — Играл и бухал, не вечер, а кара! — сюсюкаясь, словно с ребёнком, потянулся к щекам, чтоб потрепать, но тот отвернулся, а после нагло улыбнулся и скривил лицо.