Спустя минуту коридор с белыми сверкающими, словно ледяные, стенами вёл меня к хорошо знакомому кабинету.
Отец согласился меня принять сразу же, как вызвал его. Но мне показалось, согласился он крайне неохотно.
В тот момент, когда я вошёл в кабинет с невероятно высоким потолком, послышался хрустящий шелест, а потом с другой стороны, за спиной отца, тихо захлопнулась дверь.
В воздухе витал запах благовоний и лёгкий свежий аромат духов, словно стайку бабочек запустили в ледяную пещеру и хрупкие летуньи вьются, не находят места, где присесть, чтобы не отморозить хрупкие лапки.
Дракар Шэарран, правитель Аршарры, казалось, не заметил, как я вошёл. Голова его была повёрнута назад, взгляд был устремлён в сторону захлопнувшейся двери.
Но стоило мне сделать пару первых шагов, отец обернулся.
Как когда-то в детстве, мне показалось, что передо мной главное божество Шэ-Ара, идол из чёрного мрамора, грозный, пугающий бог войны.
Правитель Аршарры, гигант с горой стальных мускулов и проникающим в самую душу взглядом, восседал за обычным письменным столом, а создавалось ощущение, что отец сидит на ледяной глыбе. Такое ощущение производит Великий Выживший Шэ-Ара, когда находится в окружении белых вещей.
Он сделал приглашающий жест и я опустился в кресло напротив.
Если бы не знал, сколько лет отцу, счёл бы его если не ровесником, то всё же ненамного старше меня.
За то время, что мы не виделись, он ничуть не изменился, разве что взгляд стал более глубоким и отрешённым, словно правитель отгородил от посторонних какую-то беспокоящую его мысль. А это чушь. Мы, шэ-арцы, высшая раса, подчинившая ум и тело, у нас не может быть поводов для беспокойства.
- Приветствую, сын, - низким глухим голосом произнёс отец. - Ты сказал, что это срочно. Слушаю, говори.
Голос отца как всегда был твёрд, неспешная речь сквозила паузами между словами. Как создавался такой эффект - об этом я перестал гадать ещё в детстве. Но каждое слово Дракара Шэаррана было скалистой глыбой.
- Я не задержу вас, отец.
- Говори, - повторил он.
- Прошу командование дать моему подразделению разрешение на исследование сектора G-312, - сказал я.
Отец поджал губы, а взгляд его скользнул в сторону, словно он собирался обернуться. Но в последний момент передумал.
- Это как-то связано с той ши, которую обвиняют во взаимодействии с повстанческим движением?
Я сглотнул.
Неужели отец всё знает? Но… как? Спрашивать, я точно знаю, бессмысленно. И даже опасно. Но чем дольше я смотрел на отца, тем более убеждался, что в его глазах нет ни капли осуждения. Что-то в них было… но не осуждение, точно.